К Новому году президент России сделал филологам и вообще людям, которые переживают за нашу культуру, подарок «под елочку». Он потребовал от Госдумы ускорить работу по принятию во втором чтении законопроекта о защите русского языка. Точнее, об изменениях в «Закон о государственном языке Российской Федерации» и ряд других законов страны. Ответственным назначен спикер Думы Володин, срок исполнения – март текущего года.

На самом деле, закон № 52-ФЗ был принят еще два года назад. Но, как часто у нас случается, для того чтобы его начали-таки исполнять, похоже, потребуются более серьезные меры.

Оставим юристам дискуссии о тонкостях формулировок закона, что именно он будет регулировать и как наказывать за неисполнение. Меня больше волнует вопрос: нужно ли вообще заниматься такими вещами, как защита такой самоорганизующейся системы, как русский язык.

Язык, в том числе и литературный, не каменная скрижаль. Он в постоянном развитии, текуч и гибок. Замершая в развитии система обречена. Стоять на незыблемости правил в данном случае неконструктивно. Факт того, что русский язык требует формального обновления, вряд можно оспорить. И здесь «охранители» категорически неправы. Любой язык – живая субстанция. Если его остановить в развитии, он повторит путь санскрита, арамейского или латыни – мертвых языков, которые широко известны, но которыми пользуются только специалисты и религиозные деятели.

Обновление языка происходит в том числе и в формате заимствования слов из других языков. Русский язык в этом плане крайне гибок и восприимчив. Соседи-небратья одно время любили попрекать русских тем, что вы, мол, мокша и угро-финны, а мы настоящие славяне, потому как у русских половина слов заимствована. Ну так это действительно так. И именно поэтому в технических или медицинских вузах Украины насильное введение «соловьиной мовы» вместо «языка агрессора» вызывает коллапс – на застоявшемся в развитии языке очень сложно объяснять вещи, возникшие в историческом масштабе совсем недавно. Приходится либо переходить на английские эквиваленты, которые точно так же к мове отношения не имеют, либо выдумывать смешные слова, которые сами украинцы не понимают.

Русские – народ экспансивный, живущий «наружу», русским чуждо капсулирование, в том числе капсулирование культуры и языка. Русские соприкасаются с сотнями этносов и впитывают частицы их культуры. Тем мы отличаемся от тех же англосаксов, которые так же экспансивны, но, соприкасаясь с чужой культурой, не берут от нее, а насаждают там собственную. Если бы мы не заимствовали слова, то не ели бы беляшей и пельменей, не носили бы тулуп и башмаки, не было бы денег, чтобы сходить на базар и купить арбуз. Ну то есть все это у нас было бы, но называлось бы как-нибудь иначе.

Однако нужно понимать различие между заимствованными словами и банальными «варваризмами». Заимствованное слово пришло к нам в язык чаще всего по причине отсутствия эквивалента в нашем языке и тут обосновалось. А «варваризм» – это пришедшее слово-конкурент уже имеющемуся. Таковыми чаще всего пользуются ради выпендрежа люди, желающие показать, что они отличны от «толпы». Среди депутатов таких предостаточно. Боюсь, приняв вышеозначенный закон, многие из них не смогут дальше работать и бороться, например, с «шринкфляцией». Не говоря уж о всевозможных стоящих перед ними вызовах и дорожных картах, которые являются такими же варваризмами.

Зачем нам вообще иностранные аналоги? Как когда-то спросил покойный Владимир Вольфович: «Зачем нам какая-то иностранная полиция, когда есть прекрасное русское слово «жандарм»? Аудитория тогда просто давилась от смеха. Так что тут надо быть аккуратным. Давно привычное русское слово запросто может оказаться точно таким же заимствованным, только настолько давно, что воспринимается абсолютно родным и естественным.

С «варваризмами», кстати, тоже не все так просто. С одной стороны, какое-то время они могут сосуществовать с русским эквивалентом. Например, сейчас над полями сражений летают и беспилотники, и дроны (от англ. drone – «трутень»). И кто из них победит – вопрос открытый. С другой стороны, заимствованные слова русский язык часто подминает под себя, даже если это термин сугубо профессиональный, то есть используется в среде, где любят отделить себя от остальных. Поставить «дрова» для «сидюка» на «комп» – работа для «сисадмина-эникейщика». Чисто английские термины русский язык быстренько переформатировал под себя. Хотя, конечно, мало у кого на компе сидюки остались. Устарели быстрее, чем мы успели к ним привыкнуть. Но бывает и наоборот. Наша ЭВМ полностью проиграла сражение иностранному компьютеру. Все это лишний раз доказывает, что русский язык – система крайне адаптивная и совершенно непредсказуемая.

Бывает и так, что слово поначалу воспринимается как варваризм, а затем закрепляется, поскольку приобретает дополнительный смысл. Скажем, киллер. С одной стороны, у нас есть аналог – «наемный убийца». С другой стороны, убийца – это категория в первую очередь нравственная, оценочная, а киллер – это наемник, выполняющий свою работу. Просто такая вот у него ублюдочная работа. А ведь есть еще «ликвидатор».

Или, скажем, «креативщик». Креативный директор, креативный продюсер. Формально это человек творческий, творец. Однако, стершись о действительность, это слово девальвировалось. Потому что творец – творит. А креативщик – генерит контент. Почувствуйте, как говорится, разницу. А поначалу они и вовсе были «криэйторами».

В русском языке, как в кунфу, нет места понятиям «никогда» и «нигде». Это понятия для ограниченных людей. Любое слово или оборот могут прижиться в русском языке, если они помогают решать какие-то задачи – объяснять сложный процесс, упрощать, делать фразу лаконичней или быть термином, которому нет адекватного аналога в русском языке. Все в русском определяется одним условием – уместностью. Русский язык жив именно потому, что в нем нет «никогда». Иначе мы бы до сих пор иже еси паки и вельми понеже говорили и писали с ятями и ерами.

Но сторонники радикального лингвистического прогресса тоже берут на себя слишком много. И здесь понятие «уместности» подходит даже больше. Да, наш язык впитывает много и быстро. Но он так же быстро и отторгает лишнее, наносное. Неуместное. Если ничтоже сумняшеся вводить в словари новоявленные словечки, особенно если они являются частью профессионального или сословного арго, то эти словари точно так же быстро сделаются собранием отмерших слов.

И не надо бояться засилья англицизмов в речи подростков. Это, конечно, звучит дико, но это временно. Молодежное арго всегда существовало и имело своей целью выделиться от «першингов», как в мое время называли поколение родителей. Забавное, кстати, словечко, иллюстрирующее целый ряд признаков взаимодействия иностранного с русским. Это и легкое пренебрежение, отсылающее к набившим оскомину «международным панорамам» с их вечной критикой «агрессивного империализма», и переформатирование под наш чуть хулиганский язык английского «parents» (родители).

 Продвинутая хипповая молодежь 60–70-х волкала в шузах на стриту и аскала на батл, чтобы дринькнуть на флэту. Это был их язык, приводивший в ужас наших бабушек. А сейчас они так говорят? Нет, конечно. Потом пришла пора уже нашим папам и мамам пугаться наших полублатных базаров, принесенных дурным ветром 90-х. Но мы же сейчас не забиваем друзьям стрелу в кабаке и не рамсим с драйвером за сотку? Правда, привычка отвечать за базар осталась, хоть и не у всех. Падонкавский и олбанский языки тоже отмерли, перестав быть оригинальными, став признаками замшелости. Так же отомрут и все эти авторки, кейсы, коворкинги и гештальты, сделавшись ярким признаком человека отсталого и неоригинального. И так понятно, что взрослому человеку говорить так, чтобы тебя никто не понимал, это полный кринж. Просто поначалу это прикольно.

И останется нам нормальный русский язык, обогащенный тем новым, что в нем прорастет потому, что улучшит его, а не замусорит. Просто это будет новый русский язык, его улучшенная осовремененная модель. И даже если вам будет что-то в нем резать уши, вспомните русский язык Державина и русский язык Пушкина. И поверьте, что «державинцы» вряд ли были в восторге от языка «пушкинианцев». Слишком уж он был прост и свободен от вериг традиционного на тот момент словосложения. Это естественный процесс и нет никакого смысла ему мешать.

Но если у нас больше не будет совершенно диких по своей папуасскости словесных конструкций вроде «Урюпинск-сити» или «Землегорск-вэлли», не проиграет ни один человек. Даже те, кто это придумывает. Ну или генерит. Потому что меньше будет возможностей проявить свое варварство. Все эти доморощенные маркетологи даже не понимают, что сейчас это работает наоборот. Мы сейчас английский изучаем по названиям ракет, которые летят по нашим парням на передовой и по мирным городам. Но им на это наплевать. Видимо, сами тянутся к заграничному и думают, что другие тоже.

Ничего, придется и им подучить родной язык. Надеюсь, депутаты справятся с заданием.

https://vz.ru/opinions/2025/3/8/1308284.html