В начале нынешнего года администрация Дональда Трампа обрушилась с резкой критикой на Агентство США по международному развитию (USAID), обвинив его в чрезмерных затратах, в том числе на цели, не связанные с национальными интересами. Эти заявления послужили толчком к масштабной реорганизации системы продвижения и финансирования "мягкой силы". Процесс, начатый под давлением Департамента эффективности правительства (DOGE) во главе с Илоном Маском, стал частью более широкой кампании по оптимизации внешнеполитических расходов.

Первоначальная горячность уступила место прагматичному осознанию: инструменты "мягкой силы", такие, как гуманитарная помощь и поддержка международного сотрудничества, были, есть и останутся неотъемлемой частью внешней политики Штатов. Именно это понимание привело к созданию в апреле с.г. нового Агентства США по международной гуманитарной помощи (USAIHA), которое стало правопреемником USAID.

Данная структура с бюджетом в $8,3 млрд взяла на себя ключевые направления гуманитарной деятельности, включая поддержку глобального здравоохранения и обеспечение продовольственной безопасности. Агентство действует под строгим контролем Государственного департамента, что подчеркивает его ориентацию на стратегические интересы США. Оно уже приступило к реализации отдельных программ, включая возобновление гуманитарной помощи в Ливане, Сирии, Сомали, Иордании, Ираке и Эквадоре, что свидетельствует о его оперативности. В то же время нигде не объявлено открыто о границах деятельности этой организации, что фактически позволяет ей работать в любом направлении.

Одновременно часть функций USAID, связанных с политически ориентированными программами, была передана непосредственно Госдепу. Эти функции, включая поддержку демократических институтов и местных неправительственных, некоммерческих организаций, теперь осуществляются под дипломатическим иммунитетом через посольства и консульства США. Последние координируют на местах реализацию локальных проектов, ранее находившихся в ведении USAID. Например, в Казахстане американское посольство временно приостановило проекты, такие, как "Английский для журналистов", но в случае их возобновления будет иметь контроль над ними. Такой подход позволяет Госдепу гибко управлять политически значимыми инициативами, минимизируя риски, связанные с деятельностью независимых агентств.

К американским властям возвращается осознание значения влияния "мягкой силы", что проявляется в новых стратегических инициативах, направленных на укрепление позиций США в ключевых регионах мира. Одним из ярких примеров этого стала разработка новой стратегии для Большой Центральной Азии, анонсированная в предпоследний день апреля Американским советом по внешней политике (AFPC) и Институтом Центральной Азии и Кавказа (CACI). Через свои официальные аккаунты на платформе X они объявили о выпуске специального отчета под названием "An American Strategy for Greater Central Asia", при этом подчеркнув важность региона и необходимость обновленного к нему подхода со стороны США.

Конкретные детали, касающиеся отчета, в доступных источниках не раскрываются. В то же время исторический контекст деятельности AFPC и CACI позволяет предположить, какими будут ключевые направления, цели и потенциальные вызовы для стран региона. Очевидно, что большинство поставленных задач будут решаться через новую организацию – преемницу USAID, а также диппредставительства США в республиках Центральной Азии.

Опираясь на предыдущие инициативы и текущие потребности Штатов, можно ожидать того, что цели новой американской стратегии в нашем регионе будут сосредоточены на усилении конкурентных позиций США (в противовес России, Китаю и Ирану) в Большой Центральной Азии, а также на обеспечении доступа к ее ресурсам. В этой связи следует напомнить, что текущая стратегия Вашингтона, рассчитанная на 2019–2025 годы, делает акцент на поддержке суверенитета стран Центральной Азии и снижении их зависимости от других крупных держав.

Россия, ослабленная санкциями и военными расходами, теряет традиционное влияние в регионе, что открывает новые возможности для США. Китай, напротив, укрепляет свои позиции через инфраструктурные проекты, что воспринимается как вызов американским интересам. Ограничение влияния Ирана, включая его ядерный потенциал, остается приоритетом США, особенно в контексте энергетической безопасности. Доступ к ресурсам – нефти, газу, урану и редкоземельным элементам – является для Штатов ключевой целью. Казахстан, крупнейший производитель урана и важный экспортер нефти, а также Туркменистан с его газовыми месторождениями и Узбекистан с его запасами редкоземельных металлов рассматриваются как потенциальные партнеры.

Вероятно, будет реализована неоднократно озвучивавшаяся идея создания Делового совета США и стран Большой Центральной Азии для содействия экономической интеграции и стандартизации. Эта идея перекликается с содержащимся в упомянутой американской стратегии на 2019–2025 годы акцентом на привлечение инвестиций и развитие транспортных коридоров, а также с концепцией Большой Центральной Азии, продвигаемой CACI в 2000-х годах.

Возможно и назначение специального представителя президента США по ЦА в Совете национальной безопасности для координации стратегии и деятельности в регионе. Данная идея уже обсуждалась в 1997 году Heritage Foundation. С учетом фрагментированности текущей политики США в Центральной Азии такая мера могла бы устранить разрозненность между ведомствами и обеспечить единый подход к взаимодействию с правительствами стран ЦА.

Кроме того, в новой стратегии может быть предложено создание структуры по борьбе с терроризмом, что было бы логично в контексте сохраняющихся угроз распространения экстремизма и наркотрафика с территории Афганистана. Но главной ее целью, вероятнее всего, будет получение развединформации по России, Китаю, Ирану.

Также возможна инициатива с переименованием платформы "C5+1" в "C6+1" и включением в нее Азербайджана – она соответствует идее транскаспийской интеграции, которая обсуждалась в работах CACI и Caspian Policy Center. Азербайджан как ключевой игрок в торговых маршрутах через Каспий мог бы укрепить связи Центральной Азии с Европой. Еще одно возможное предложение – включить в интеграционные процессы Афганистан с целью вовлечения стран ЦА в решение проблем этой страны и создания в ней определенного противовеса усилению роли Москвы.

В целом, появляющиеся в последнее время публикации свидетельствуют об активизации США применительно к нашему региону. А выполнение поставленных задач будет возложена на Госдеп, дипломатические представительства США в странах ЦА, а также на вновь созданное USAIHA. Все это может создать ряд вызовов для государств Центральной Азии.

Усиление американского присутствия способно спровоцировать противодействие со стороны РФ и КНР, которые воспримут это как угрозу своим интересам. Россия, исторически рассматривающая Центральную Азию как объект своего влияния, сохраняет рычаги воздействия на нее через ОДКБ и Евразийский экономический союз, а Китай использует зависимость региона от своих инвестиций. Казахстан, балансирующий между многовекторной политикой и обязательствами перед Москвой и Пекином, рискует столкнуться с дипломатическим и экономическим давлением. Это во-первых.

Во-вторых, акцент на экономическую интеграцию под эгидой США может вызвать сопротивление со стороны местных элит, которые опасаются утраты контроля над ключевыми секторами, такими, как энергетика и металлургия. В-третьих, возможная интеграция Афганистана в региональные инициативы увеличивают риски, связанные с наркотрафиком и распространением радикального ислама. Наконец, конкуренция США с Россией, Китаем и Ираном может привести к поляризации стран ЦА, вынуждая их делать выбор в пользу какой-то из соперничающих держав. Для Казахстана как члена ЕАЭС и партнера КНР это чревато ограничением доступа к рынкам или инвестициям.

Исторический опыт, особенно события 2013 года в Украине, начавшиеся вследствие намерений сместить геополитический баланс в сторону Европы, должен служить нам напоминанием о рисках, связанных с попытками великих держав переориентировать страны и регионы, придерживающиеся многовекторной политики. Успех новой стратегии США в Центральной Азии будет зависеть от способности Вашингтона предложить привлекательные экономические стимулы, не провоцируя геополитические трения, которые могут дестабилизировать регион. Гибкий подход, основанный на "мягкой силе" и уважении к суверенитету стран ЦА, способен укрепить позиции США, тогда как чрезмерное давление может привести к повторению ошибок прошлого.