Кажется, этот праздник существовал всегда. Хороводы вокруг елки, хлопоты Деда Мороза и Снегурочки, детские инсценировки, в которых силы зла пытаются сорвать приход счастливого Нового года. И наконец «встреча» нового года ровно в 00:00 с предварительным тостом за старый год. Но до 1917 года новогодье отмечали не слишком рьяно — в традициях царской России всё внимание уделялось Рождеству. «Известия» вспоминают, как Новый год занял место главного семейного праздника и какие трудности при этом ему пришлось преодолеть.
Обратить внимание на Новый год пытался Петр Великий, который, собственно говоря, и принял решение начинать отсчет времени с 1 января. Традиция наряжать елку закрепилась в нашей стране тоже сравнительно недавно — в XIX веке. И, конечно, она имела отношение к Рождеству, а не к встрече нового года. Но к началу ХХ века в образованных кругах нарастал скепсис по отношению к церковности, и Новый год стал своего рода компромиссным вариантом праздника. После революции 1917 года Рождество и вовсе вышло из моды — и у рядовых граждан, и у государства. Но и Новый год стал «красным днем календаря» не сразу.
Вождь играет в кошки-мышки
В первые дни 1918 года в Петрограде и Москве устраивались новогодние елки для детей рабочих.
А пролетарский поэт Демьян Бедный в стихах напомнил о тяжкой доле «низкого сословия» в царские времена:
Мать с утра меня скребла,
Плача втихомолку,
А под вечер повела
«К господам на елку».
По снежку на черный ход
Пробрались искусно.
В теплой кухне у господ
Пахнет очень вкусно...
Но на паренька простого звания в господском доме поглядывают как на зверька. Разве что подарок сунули:
Кто-то тут успел принесть
Пряник и игрушку:
«Это пряник. Можно есть».
«На, бери хлопушку».
Подтекст прозрачен: так было до революции, отныне время неравенства кануло в Лету. И мы будем водить хороводы вокруг елки по-новому.
Первым советским «новогодним дедушкой» стал сам вождь мирового пролетариата. Его легендарные игрища на елке в Сокольниках в январе 1919 года вошли во все детские хрестоматии советского времени.
— Во что мы будем играть? — спросила Владимира Ильича маленькая девочка. — Давайте скорее!.. Ну, во что же?
— Сейчас давайте водить хоровод вокруг елки, — предложил Владимир Ильич. — Петь будем, а потом в кошки-мышки...
— Согласны, согласны! — хлопая в ладоши, закричала девочка и все другие хором за ней», — вспоминал Владимир Бонч-Бруевич, ближайший соратник председателя Совнаркома.
Пропагандистская задача этого сюжета очевидна: превратим «барский» религиозный праздник во всенародную новогоднюю елку, когда всё для всех и все на равных.
Действо с вождем в Сокольниках — не выдумка. Разве что про «кошки-мышки» мемуаристы нафантазировали. Но гостинцы детям Ленин действительно привез — хотя и не без приключений. По дороге на дачу купца Лямина, реквизированную новыми властями под образцово-показательную лесную школу (там в то время лечилась и жена Ленина Надежда Крупская), у него самого «реквизировала» автомобиль банда Яшки Кошелькова. Ильич, играющий с детьми, станет символом советского добродушия. В 1960 году вождя в новогоднем антураже изобразили даже на почтовой марке.
Устраивали «ленинскую елку» для местных ребятишек и в Горках, когда Ленин уже умирал. «Стоит неубранная елка, в бусах, свечечках и ватном инее — последняя забава маленьких друзей», — писал журналист Михаил Кольцов в январе 1924 года, после смерти Ленина.
Вскоре елка впала в немилость: ее сочли религиозным предрассудком. Отделить новогодние праздники от Рождества к тому времени еще не додумались. Так продолжалось почти десять лет.
Всё всегда сбывается...
Наконец в 1935 году, после разгрома «вульгарного материализма», елку реабилитировали. Первый — экспериментальный — праздник состоялся в Харькове. Тамошний партийный секретарь Павел Постышев и стал инициатором широкого празднования нового года. Предложение сочли удачным — и на следующий год придали ему всесоюзный масштаб.
Вернулась в обиход и старенькая, дореволюционная песенка Раисы Кудашевой «В лесу родилась елочка» — беззаботная и безобидная, но «мещанская», не зовущая на подвиги. И даже не просто вернулась, а стала всенародно известной. В ту эпоху у нас умели каждому явлению придавать массовый резонанс. Инициативу подхватила промышленность: на прилавках появились простейшие, но притягательные елочные игрушки, карнавальные маски из папье-маше, мишура, серпантин и конфетти...
Главный праздник страны состоялся в Колонном зале Дома Союзов. На сцене в костюме Деда Мороза появился Михаил Гаркави — заметная фигура на тогдашнем эстрадном небосклоне. Заправский конферансье, острослов, гурман и шахматист-любитель. Настоящий тяжеловес во всех смыслах. В кинофильме «Сталинградская битва» он играл Геринга. А главное — был находчивым импровизатором.
За пять минут до боя курантов он махнул рукой и воскликнул: «Елочка, зажгись!» А пока часы били, размашисто выпил бокал «Советского шампанского» за новый год. Суровость Деда смягчала юная Снегурочка — его улыбчивая внучка.
Кто же придумал этот сюжет? Классическая пара — Дед Мороз и Снегурочка — сложилась именно тогда, в 1936–1938-м, в сценариях новогодних программ для Колонного зала и других площадок. Кому пришла счастливая мысль породнить этих героев русского фольклора? Сценарии первых елок писали Сергей Михалков, Владимир Сутеев и Лев Кассиль. Потом к ним присоединился Сергей Преображенский — драматург и актер, который еще и сменил Гаркави на посту главного Деда Мороза страны победившего социализма. А утверждал первые сценарии лично Сталин. Вся эта компания соавторов и превратила Снегурочку — героиню пьесы Александра Островского — во внучку и помощницу дедушки Мороза.
Будущий соавтор гимна Советского Союза сочинил стихи, которые пионеры звонко декламировали возле елки:
Говорят: под Новый год
Что ни пожелается —
Всё всегда произойдет,
Всё всегда сбывается.
Могут даже у ребят
Сбыться все желания,
Нужно только, говорят,
Приложить старания.
Свою новогоднюю историю сочинил и Самуил Маршак — «Двенадцать месяцев».
Дед Мороз. Информация к размышлению
Наш седобородый Дед — персонаж не столь древний, как может показаться, но истинно русский. Кто он? О том, что главный новогодний волшебник живет в Великом Устюге, мы узнали сравнительно недавно.
Рождественская театральная маска святого Николая в России не прижилась. Николая Угодника на Руси почитали — еще как! — но превращать его в сусального деда с подарками и оленями не желали. Но существовал фольклорный образ Мороза — духа зимы, который может и одарить, и наказать. Морозко, Дед Трескун, Зимник — всё это суровые прообразы нашего полномочного новогоднего деда. К рождественскому ритуалу он прямого отношения не имел, хотя постепенно, в конце XIX века, именно его стали воспринимать в качестве русского ответа Санта-Клаусу. В литературу его ввел Владимир Одоевский, автор сказки «Мороз Иванович» (1841). Можно вспомнить и сурового Мороза-воеводу из поэмы Некрасова. Подходящая получилась кандидатура для всесоюзной сказки! В 1930-е он триумфально возглавил сказочный ритуал нового праздника. Тут уж за работу взялись писатели, художники, актеры. В 1937-м на экраны вышел мультфильм — еще черно-белый — «Дед Мороз и Серый волк» — замечательная работа Ольги Ходатаевой по сказке Сутеева. В финале ленты могучий Дед Мороз под умеренно свингующую музыку сдувает Волка с лица земли. Злые силы побеждены — и можно водить хороводы вокруг елки. Ходатаева углубила тему в еще более популярной ленте «Новогодняя ночь» (1948). Сюжет развивался в не менее ярких мультфильмах других авторов «Когда зажигаются елки» (1950) и «Снеговик-почтовик» (1955)...
Наш Дед Мороз — вовсе не двойник Санты. Он и одет основательно — как того требует северная зима. Его любимый вид транспорта — «птица-тройка», хотя старик не отвергает ни авиацию, ни электросани. И по характеру, и по экипировке он отличается от иностранных коллег. И не только тем, что вместо колпака носит меховую боярку и любит щеголять в валенках. Санта-Клаус — юморист, шутник. Дед Мороз иногда тоже не прочь побалагурить, но чаще он держит себя как степенный и мудрый правитель волшебного леса.
Что до Снегурочки — у великого русского фольклориста Александра Афанасьева сказано: «Снегурка (Снежевиночка, у немцев Schneekind) названа так потому, что родилась из снега». А прославил ее Александр Островский в своей «весенней», а вовсе не рождественской пьесе-сказке. Словом, Снегурочка ни к Рождеству, ни тем более к встрече Нового года до 1930-х отношения не имела.
История получилась с колоритом седой старины, но и чрезвычайно современная. С 1938 года Деды Морозы — парашютисты — десантировались в самые отдаленные уголки страны, чтобы и тамошние дети не были обделены подарками. Авиасказка, как и сказка об Арктике, стала характерной приметой тех первых сталинских елок. Рождественские картины «по нашему хотенью» оборачивались мультфильмами, в которых Дед Мороз летал на самолетах, доказывая преимущества технического прогресса над чудесами Лешего.
Соавторы праздника
Но, чтобы праздник стал всенародным, одной сказки мало. Нужно, чтобы праздник обрастал мифологией, сверкал искрами талантов — писателей, композиторов, актеров, которые придают ему смысл. Заметную роль в становлении праздника сыграл Аркадий Гайдар.
Финальный эпизод повести «Чук и Гек» cтал для многих руководством по празднованию Нового года:
— Теперь садитесь, — взглянув на часы, сказал отец. — Сейчас начнется самое главное.
Он пошел и включил радиоприемник. Все сели и замолчали. Сначала было тихо. Но вот раздался шум, гул, гудки. Потом что-то стукнуло, зашипело, и откуда-то издалека донесся мелодичный звон.
Большие и маленькие колокола звонили так:
Тир-лиль-лили-дон!
Тир-лиль-лили-дон!
Чук с Геком переглянулись. Они угадали, что это. Это в далекой-далекой Москве, под красной звездой, на Спасской башне звонили золотые кремлевские часы. И этот звон — перед Новым годом — сейчас слушали люди и в городах, и в горах, в степях, в тайге, на синем море. И, конечно, задумчивый командир бронепоезда, тот, что неутомимо ждал приказа от Ворошилова, чтобы открыть против врагов бой, слышал этот звон тоже. И тогда все люди встали, поздравили друг друга с Новым годом и пожелали всем счастья». Это была одна из первых новогодних историй. И неудивительно, что в ней не обошлось без политики.
Впрочем, это был единственный праздник, не имевший прямого отношения к идеологии. И Москву в предновогодние дни украшали не кумачовые плакаты, а сказочные декорации — елки, зайцы, хлопушки, гирлянды... С развитием химической промышленности в моду вошли серебристые и зеленые искусственные елки, которые в праздничные дни можно было встретить в каждом магазине. Правда, в те годы украшать город начинали не раньше чем за две недели до праздника, а не за полтора месяца, как в наше время. Главным образом, праздник предназначался для детей. Для них на лучших площадках страны — от кремлевских чертогов до сельских клубов — устраивались праздничные представления с подарками. 7 ноября гвоздем любой концертной программы был Ленин на броневике, а под Новый год — басовитый Дедушка Мороз. Почти 20 лет главные елки страны проходили в Колонном зале. После смерти Сталина для детей открыли кремлевские палаты — заклинания Деда Мороза гремели сначала в Георгиевском зале, а потом и в новомодном Дворце съездов.
Непременным елочным украшением стала красная пятиконечная звезда, заменившая рождественскую Вифлеемскую. Среди игрушек мелькали пионеры и буденновцы. После войны главным распорядителем Нового года стал Эльдар Рязанов — незабываемый киносказочник. В «Карнавальной ночи» ему удалось создать эталон праздника — с эстрадной музыкой, фокусами и хлопушками, маскарадом и танцами на фоне огромных часов, которые «двенадцать бьют». Две песни из этого фильма стали новогодними гимнами. А в конце 1970-х, когда настало время встречать новый год не «на миру», не в Доме культуры, а в отдельных типовых квартирах — на телеэкраны вышла «Ирония судьбы». Тут уж и комментарии излишни.
С огоньком
Первым по радио поздравил сограждан с наступающим 1938 годом председатель президиума Верховного Совета СССР, всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин. В тот день он чествовал главным образом папанинцев — великолепную четверку полярников, которая впервые в истории встречала новый год на льдине, в районе Северного полюса. С тех пор на два десятилетия полярники стали неизменными участниками праздничных концертов и детских елок. В конце 1950-х на смену арктической экзотике пришла космическая.
С 1960-х годов всё более важную роль в праздничном репертуаре играло телевидение. Новогодними концертами телевидение развлекало свою тогда еще сравнительно небольшую аудиторию с 1950-х годов. В 1962 году появилась телепередача «Голубой огонек», по интерьеру и настроению напоминавшая апофеоз фильма «Карнавальная ночь». С 1963-го советский народ каждый новый год встречал «с огоньком».
Леонид Ильич Брежнев — чем-то сам неуловимо напоминавший Деда Мороза — завел традицию новогодних телевизионных обращений главы государства, которые начинаются за 10–20 минут до наступления нового года и завершаются в последнюю минуту уходящего года. В 1970-м советский народ поздравил сам Брежнев, через год — председатель совета министров Алексей Косыгин, еще через год — «президент» Николай Подгорный, после чего Брежнев перехватил инициативу на несколько лет. Если генеральный секретарь скверно себя чувствовал — обращение зачитывал диктор.
В этих речах непременно шла речь о трудовых успехах страны, упоминались важные вехи ушедшего и грядущего года. Улыбка и неформальное поздравление полагались только под конец выступления. Традицию с наслаждением поддержал артистичный Горбачев, а потом — и президенты России. Неудивительно, что в народе возникли поверья и гадания, связанные с предновогодним выступлением главы государства. А главное — мы сроднились с этим праздником. Он стал одним из самых успешных отечественных брендов, созданных в ХХ веке. Если костюм сидит как влитой — значит, его шили по правильной мерке. Если праздник прижился — значит, он отвечает нашим потребностям. И сказка нового года продолжается.
Источник - Известия
: 0