Первоначально повесть «Джамиля» Чингиза Айтматова называлась «Обон», то есть «Мелодия». Действительно, музыка в ней -- это основной камертон, главный смыслообразующий элемент. Вообще повесть Айтматова, перефразируя Ницше, о рождении любви из духа музыки, а сам кыргызский писатель ––редкий из тех, кто так был привержен именно музыке, звуку, полифонии, контрапункту.
В этой повести и Джамиля, и Сейит влюбляются в угрюмого, нелюдимого Данияра за то, что он так прекрасно поет. Поет о земле, о родине, о красоте мира. Но песня Данияра им воспринимается как голос его внутреннего мира, манифестация его личностных качеств, как сигнал вовне, и этот сигнал с огромной готовностью воспринимается обоими. Вместе с тем, Айтматов организовывает структуру повести так, что читатель почти ничего не знает, о чем думает о Джамиле Данияр, а она ––о Данияре. Мы смотрим на происходящее с одной только точки зрения: глазами Сейита, которому отведена роль некоего хора в древнегреческой трагедии, если использовать понятия театральной эстетики. В этой связи вспоминается тонкое наблюдение того же Ницше, полагавшего, что именно хор, то есть музыка, «равная по своей силе самому Гераклу», служит основным способом выражения авторской мысли в античном греческом театре.
И тут мне хочется поразмыслить о том, что значила музыка вообще для Айтматова. А значила она очень многое, хотя по моим личным наблюдениям, писатель никак не казался меломаном, рыдающим от хроматизмов Листа и Шуберта или Патетической симфонии Чайковского. Вообще я бы остерегался назвать его большим знатоком музыкальной классики. Так сложилось его детство, так сложилась его жизнь. Но музыка проникала в ее душу весьма своеобразно: он ловил ее глубокую смысловую суть как бы налету, точно схватывая то, что ему нужно из ее тонко организованной структуры. Мне кажется, что само литературное мышление Айтматова было организовано очень музыкально, почти по закону контрапункта. Вместе с тем, назвать это мышление, например, сонатным мышлением было бы явным упрощением, хотя кто осмелится сказать, что «Аппассионата» Бетховена или его же «Буря» -- произведения, структурно простые?
В текстах Айтматова, как в контрапункте, действуют несколько героев, чьи жизненные интересы или позиции (голоса) и поведенческие модели изначально разнонаправленны, потому и конфликтогенны. Но они обычно связаны друг с другом так плотно, а пространственно–временные пласты накладываются один на другом так, что образуют взаимодополняющее торжество разных элементов–голосов. Поэтому айтматовские романы – это настоящие симфонии, и абсолютно прав был выдающийся кыргызский эстет Азиз Салиев, определивший природу таланта Айтматова как «бетховенской». А русский критик Ю. Суровцев назвал структурную организацию романа «И дольше века длится день» как контрапунктическим. (Контрапункт —одновременное сочетание двух или более самостоятельных мелодических голосов в музыке). Неслучайно поэтому, что по айтматовским текстам написаны и балеты (например, «Асель» В. Власова поставлена в самом Большом театре в еще 70-е годы, К. Молдобасанов написал балет-ораторию «Материнское поле»), на языке музыки прозвучали и «Белый пароход», и легенда о Манкурте и т.д.
В публицистическом наследии Айтматова есть несколько интересных материалов о музыкантах. Например, он оставил очень трогательный портрет–воспоминание о великом Д. Шостаковиче, который очень сильно любил повести кыргызского прозаика; есть замечание о Стравинском, который, как писал Чингиз Торекулович, всегда интересовался и профессионально увлекался простыми по форме, но глубокими по содержанию народными мелодиями.
Я вспоминаю, как мы, кыргызская официальная делегация, в составе которой был и Чингиз Торекулович, посетили Стокгольмскую оперу во время государственного визита в Швецию и слушали бессмертный «Кармен». Между прочим, я заметил, что писателю эта классическая опера в новаторской постановке Януса Педерсена не очень понравилась. Мне кажется, опера не была его страстью, но балет, может быть, был как-то ближе.
Но вернемся к «Джамиле», в которой Айтматов отдал столько дани именно музыке. В повести юноша Сейит станет свидетелем, невольным соглядатаем взаимоотношений Данияра, угрюмого и молчаливого фронтовика, и веселой и жизнерадостной снохи, к которой он сам испытывает некие полудетские нежные чувства, превращающиеся после побега возлюбленных в безотчетную тоску, невероятное опустошение. Что-то надо было предпринимать, чем-то заглушить эту тоску и восполнить эту душевную пропасть. И он решает воспеть эту историю двух людей, воспроизвести ее в красках, стать художником. Это с одной стороны. С другой, юношу отделяет от Джамили невидимая стена близкородственных связей и он все время балансирует на очень тонкой грани смутного влечения, ревности и стыда. Тонко чувствуя это обстоятельство, писатель эти сложные душевные движения героя целомудренно оставляет без подробного анализа; он отдает предпочтение исключительно поэтической символике, интуитивным ощущениям, создавая дискурс недосказанности и нераскрытого контекста, хотя в конце повести Сейит все-таки называет уходящую с Данияром Джамилю «любимой». Фрейд назвал бы это состояние «перверзными душевными движениями», то есть страданиями, причиняемыми определенными физиологическими симптомами.
«Я впервые почувствовал тогда, - исповедуется лирический герой, - как проснулось во мне что-то новое, чего я еще не умел назвать, но это было что-то неодолимое, это была потребность выразить себя. Да, выразить, не только самому видеть и ощущать мир, но и донести до других свое видение, свои думы и ощущения, рассказать людям о красоте нашей земли так же вдохновенно, как умел это делать Данияр. Я замирал от безотчетного страха и радости перед чем-то неизвестным. Но я тогда еще не понимал, что мне нужно взять в руки кисть.
…Мной овладело то самое непонятное волнение, которое всегда приходило с песнями Данияра. И вдруг мне стало ясно, чего я хочу. Я хочу нарисовать их».[1]
И Айтматов нарисовал. Нарисовал свою Мону Лизу. Все это у него зародилось из духа музыки.
Нельзя сказать, что в повести описана какая-то совершенно исключительная в кыргызском обиходе жизненная ситуация, что уход женщины от нелюбимого мужа среди кыргызов является чем-то из ряда вон выходящим. Все было и есть. Но драма Джамили -- это драма, а точнее, трагедия сильной, наделенной богатым душевным и физическим здоровьем женщины, лишь начинающей осознавать суть человеческого бытия и вкус жизни.
Всемирно известный русский литературовед В.Шкловский в своей книге "Художественная проза. Размышления и разборы", говоря о жизни толстовских героинь, тонко замечал: "В Анне Карениной нет ничего необыкновенного, но она одарена всем как бы чрезмерно; она - человек в его полной сущности, и именно это делает ее любовь трагической. Кроме полноты жизненности, Анна ни в чем не виновата...
Наташа Ростова тоже охарактеризована тем, что ей дано слишком много, это должно ей принести несчастье.
Анна Каренина обыкновенна, воспитана, в ней нет ничего уклоняющегося от обычного, но она настолько сильна, что сламывает это обычное; ее несчастье типично, как трагедия полноценности".
Смеем утверждать, что это верное наблюдение и о Джамиле, но с одним важным дополнением: этот образ далеко не одномерный, как кажется, а имеет как минимум еще один дополнительный ракурс для более полного рассмотрения. Джамиля –– вовсе не светская дама, следящая за каждым своим движением и скованная строгими правилами светской жизни, а женщина, воспитанная в духе кыргызского традиционного эпикурейства. С другой стороны, у нее есть одно важное преимущество: природный слух к слову, слух к музыке, услышанной в невероятном контексте –– на фоне величественных гор и бескрайних степей. В этом смысле можно только сожалеть, что никто еще не попробовал услышать, например, ни «Серенаду Хаффнера» Моцарта, ни 5-ую симфонию Малера под звездами и в окружении Тянь-Шаньских гор. Правда, есть один только уникальный пример, но в кинематографе: в фильме Стэнли Кубрика «Космическая одиссея 2001» классический вальс Иоганна Штрауса звучит на фоне бесконечного космоса и мириады звезд. И звучит божественно. «Так сказал Заратустра» Рихарда Штрауса тоже гремит на фоне какого-то лунного ландшафта и циклопических каменных глыб. Ощущение поистине невероятное.
Итак, можно сказать, что музыка способна переломить судьбу и подталкивать человека к практическому действию в жизни? Айтматов говорит, что может. А если люди осмеливаются на какой-либо жизненный шаг или поступок из-за музыки или не в последнюю очередь из-за нее, то они, надо полагать, поистине сверхлюди, люди высочайшего духа и подлинной свободы.
«Любовь включает в себя все, что дано природой, звездами, Космосом. Любовь — это симфония, точнее, мировая симфония”.
Это слова Айтматова.
Осмонакун Ибраимов
Гороскоп с 2 по 8 декабря 2024 года. Какие события наиболее вероятны в ближайшие дни? К чему вам стоит подготовиться? Чего избегать, к чему стремиться? Ответы на эти вопросы вы найдете в еженедельном гороскопе.
Подробнее »
На 03.12.2024 | |
USD | 86,7993 |
EUR | 91,1696 |
CNY | 11,9372 |
KZT | 0,1663 |
RUB | 0,8158 |