Идеи президента Эмманюэля Макрона о развертывании французского контингента где-то в пределах украинской территории, которыми он потревожил международную аудиторию в феврале прошлого года, переродились в предложение, уже совместное с британским премьером Киром Стармером, о размещении «миротворческого» корпуса, костяк которого составили бы франко-британские силы. По итогам встречи ряда европейских лидеров в Лондоне 2 марта Стармер сообщил, что число желающих примкнуть к «коалиции желающих» (coalition of the willing) выросло, но она «должна иметь поддержку Соединенных Штатов». Реакция Вашингтона, как водится последнее время, была не вполне последовательной и недостаточно предсказуемой – вспомним об угрозах установления торговых тарифов против Канады и Мексики, их торжественном введении, а затем приостановлении.

Прошлое взаимоотношений на военном поприще двух стран, разделенных проливом Ла-Манш, или Английским проливом, каковым он видится островитянам, дает противоречивые примеры, которые не могли не найти укромного места в исторической памяти и не способствуют укреплению боевого братства. Помимо прямого вооруженного противостояния во время войны североамериканских колоний за независимость от британской короны, это еще и сожжение в 1807 году значительной части флота нейтральной Дании в гавани Копенгагена британским флотом и угон в Британию оставшихся боевых единиц, чтобы датские военные корабли не достались наполеоновской Франции. И разгром в 1940 году британцами части французского флота, укрывшейся в алжирском Мер-эль-Кебире, чтобы корабли не достались нацистской Германии, на что последовала вялая и малорезультативная бомбардировка французами британского Гибралтара.

Кстати, такую же уловку – уничтожить чужое, чтобы оно не досталось врагу, – Великобритания предполагала применить даже в отношении союзника по антигитлеровской коалиции. Вплоть до разгрома вермахта и его сателлитов под Сталинградом британским Генштабом планировалось нанесение бомбовых ударов по нефтяным полям Грозного и Баку, чтобы их запасами не смогла воспользоваться Германия.

Добавлю собственное наблюдение: в 1994–1995 годах мне пришлось участвовать в ооновской миссии в бывшей Югославии и, наряду с обязанностями сотрудника по широкому кругу гражданских вопросов, я по поручению российского дипломата Виктора Андреева, руководившего боснийской, самой важной, частью операции, был прикреплен к британскому кавалерийскому батальону Сил ООН в качестве политического советника, или комиссара. Однажды, проводя политзанятие с офицерским и унтер-офицерским составом, я упомянул о возможном выводе французского контингента из, как тогда казалось, безнадежной миссии. На это заместитель командира батальона майор лейб-гвардии Гарри заявил: «Пока французы не выйдут, мы останемся здесь», имея в виду, что сомнительную честь быть первыми, кто даст слабину, британцы оставляют французам.

Вернемся к вопросу о правовых основаниях для гипотетической операции. На английском языке ее называют «peacekeeping» – термин, которому в лексиконе многих отечественных комментаторов и политиков соответствует «миротворчество». В относительно идеальной политико-правовой международной общности, прежде всего олицетворяемой ООН, воинские контингенты не «творят мир», для чего они не обучены и не оснащены, в лучшем случае они подкрепляют своим присутствием соблюдение условий перемирия, а перемирие – это еще не мир, достигнутый усилиями переговорщиков. Поэтому комплексная, многокомпонентная миссия ООН, развернутая в зоне притухшего вооруженного конфликта, занимается поддержанием, сохранением мира, скорее даже его приближением. Так что термин «миротворчество» применительно к операциям ООН с военным компонентом является эмоциональным и не отражающим сути явления.

И вот что упускают из виду многие комментаторы: упомянутая общность является всего лишь относительно идеальной, поскольку в Уставе ООН операции по поддержанию мира никак не прописаны. В идеальном мире, запроектированном союзными державами в ходе конференций периода Второй мировой войны, включая Ялтинскую, государства – члены всемирной организации должны были бы заключить с нею соглашения о предоставлении вооруженных сил для их применения в порядке коллективных принудительных действий в случае возникновения угрозы миру и международной безопасности или установленного Советом Безопасности (СБ) акта агрессии. Ни одного такого соглашения заключено не было, благие намерения держав-победительниц, родившиеся в условиях горячей войны, не выдержали испытания войной холодной. Так что все операции по поддержанию мира, проводившиеся под эгидой ООН, были импровизациями на тему устава.

Сказанное не означает, что этот вид деятельности ООН не имеет никаких правовых оснований. В основе операции по поддержанию мира лежит резолюция СБ, принимаемая в соответствии с главой VII Устава «Действия в отношении угрозы миру, нарушения мира и актов агрессии» и являющаяся обязательной для соблюдения всеми государствами-членами при условии, что за нее проголосовало не менее девяти из 15 членов СБ, включая совпадающие голоса пяти его постоянных членов. Это и есть так называемое правило единогласия постоянных членов, которое в быту именуется «правом вето» – выражение, неизвестное уставу.

Впрочем, практика СБ выработала обыкновение, в соответствии с которым воздержание одного из постоянных членов не препятствует принятию резолюции в рамках главы VII. Более того, при голосовании по резолюции, которая не предусматривала развертывания миссии в Ливии, но была истолкована Западом как допускающая широкомасштабное применение силы с воздуха в «гуманитарных целях», воздержались представители Китая и России. Итог известен: кровопролитное свержение Муаммара Каддафи, дестабилизация и дробление некогда устойчивого государства, стоявшего на пути неконтролируемой миграции из Африки.

Можно ли представить себе, что мандат гипотетической операции, возглавляемой и ведомой Францией и Британией, получит требуемые девять голосов, даже если два постоянных члена СБ воздержатся от голосования? Я бы не удивился, если бы проект резолюции провалился при двух голосах постоянных членов, поданных против него, и, как знать, одном воздержавшемся.

Практика организации и проведения операций по поддержанию мира под эгидой ООН выработала три основных принципа: согласие сторон конфликта на развертывание миссии, беспристрастность миссии, включая ее воинский компонент, при проведении операции и, наконец, неприменение вооруженной силы, за исключением самообороны и защиты от преднамеренных действий по подрыву мер, предусмотренных мандатом.

Ни один из этих принципов не может быть соблюден применительно к проекту Макрона–Стармера. О категорическом неприятии идеи отчетливо заявила Россия; о беспристрастности Великобритании, Франции, как и прочих предполагаемых участников «коалиции желающих», говорить не приходится; воображаемый контингент, по замыслу инициаторов, должен быть оснащен и организован для ведения активных силовых действий.

Итак, мандат ООН исключается. Равным образом исключается мандат НАТО или ЕС, поскольку сами инициаторы признают, что консенсус по данному вопросу в этих организациях нереален.

На чем же может быть основана «коалиция желающих», если ее воинственный пыл не подостынет? На двусторонних соглашениях о безопасности, которые Украина заключила за последнее время с разными странами, заявившими ей о своей поддержке? 

Они слишком расплывчаты и декларативны для того, чтобы стать фундаментом для сложного военного и внешнеполитического мероприятия. На правовом оформлении «коалиции желающих» в договорный альянс, который затем заключил бы соглашение с Украиной? Но это означало бы подрыв устоев НАТО.

Кстати, о НАТО: некоторые комментаторы увязывали идеи Макрона и Стармера со ст. 5 Североатлантического договора, в соответствии с которым был образован альянс. Якобы военный контингент, будь он развернут, окажется под защитой этого положения, устанавливающего действия членов НАТО в случае вооруженного нападения на одного или нескольких из них. Но, как уже было показано, операция не сможет обзавестись мандатом НАТО, в чем ее протагонисты отдают себе отчет.

 Кроме того, комментаторам следовало бы освободиться от магии ст. 5, которой они приписывают свойство силового инструмента, автоматически срабатывающего в случае военного инцидента. Для этого достаточно прочитать ее текст, который, отталкиваясь от базового постулата «нападение на одного считается нападением на всех», далее обязывает каждое из государств-членов действовать в индивидуальном порядке, а не заодно со всеми, выбирая средства, «какие оно сочтет необходимыми», и вовсе не обязательно военные.

Таким образом, в своих нынешних очертаниях гипотетическая операция не только лишена правовых оснований, но и стремится к симбиозу оккупационных сил и группы поддержки одной из сторон конфликта, который другая сторона имеет все основания воспринимать как противника на поле боя.  

https://www.ng.ru/dipkurer/2025-03-09/9_9208_conflict.html