Министерство национального образования Турции решило внести изменения в учебную программу по истории, заменив термин "Центральная Азия" на "Туркестан". Новость нашла живейший отклик в региональных СМИ, и многие рискнули предположить, что таким образом Анкара вновь выдвигает претензии на гегемонию в тюркском мире. Однако, по всей вероятности, за пределы топонимической дискуссии решение турецких властей не выйдет. Несмотря на все попытки Анкары утвердиться в качестве доминирующей силы в постсоветских республиках "Туркестана", время для этого давно упущено. Если оно вообще когда-то было.

Иран преткновения

Интерес к Центральной Азии, которую с турками роднят не только общие этнические корни, но и религия - ислам суннитского толка, - начал формироваться на берегах Босфора в XVI веке, то есть в ту эпоху, когда турецкая, а точнее османская столица еще не переехала из Стамбула вглубь Анатолийского плоскогорья, на родину ангорских коз и кошек. Как халиф всех правоверных, османский султан рассматривал тюркские государства, образовавшиеся в Центральной Азии на обломках Золотой Орды и империи Тимуридов в качестве своих потенциальных если не подданных, то во всяком случае - вассалов.

Однако на пути османской экспансии на восток стояло сразу несколько препятствий, каждое из которых оказалось непреодолимым. С севера это было Московское, а впоследствии Русское царство, по центру - Каспийское море, а с юга Иран, где правили совсем не дружественные шахи из шиитской династии Сефевидов. Уже основатель государства Шейбанидов, первый хан Бухарского ханства Мухаммед Шейбани установил контакты с османским султаном Баязидом II, чтобы противостоять сефевидскому шаху Исмаилу I. Но в тот раз для союзников все закончилось печально - кызылбаши Исмаила одолели армию бухарцев, а сам Мухаммед лишился головы.

Сын Баязида Селим I косвенно отомстил персам, уничтожив сефевидскую армию в Чалдыранской битве, но воспользоваться этой победой османы не смогли - предел их завоеваний на востоке долгое время был ограничен Армянским нагорьем. При наследнике Селима, Сулеймане Великолепном, османы достигли пика своего могущества, но сделано это было в основном за счет завоеваний в Европе, на Ближнем Востоке и в Средиземноморье. Перенеси Сулейман основное направление своей внешнеполитической деятельности на восток, кто знает, как сложилась бы история Центральной Азии, но эта дисциплина, как известно, не терпит сослагательного наклонения.

При этом именно на эпоху Сулеймана приходятся, очевидно, первые эпизоды непосредственно военного сотрудничества между правителями Центральной Азии и Стамбулом. В середине XVI века султан отправил самаркандскому Абдуллатиф-хану отряд из 300 янычар и пушкарей с артиллеристскими орудиями, а также мастеров по литью пушек. Таким образом турки пытались стимулировать самаркандцев к совместному выступлению против Ирана, но узбекские правители устроили очередную междоусобицу и план сорвался.

В правление сына Сулеймана, Селима II, османы предприняли попытку выйти за пределы Каспия с северной стороны, где после закрепления русских в устье Волги под угрозой оказались торговые пути и маршруты мусульманского паломничества (упомянутый выше отряд янычар добирался до Самарканда этим же путем), связывающие Центральную Азию с Крымом и Анатолией. Однако поход на Астрахань обернулся полным провалом. Как и попытка прорыть судоходный канал между Доном и Волгой. Удача в этом случае гарантировала бы туркам военное присутствие на Каспийском море. То, чего они никогда так и не смогли достичь.

Хотя, казалось, в конце XVI века, когда на престол в Стамбуле взошел Мурад III, все шансы для этого были. По легенде, в начале своего правления султан спросил приближенных, какая война из всех, что велись в эпоху Сулеймана I, была самой тяжелой. Узнав, что это была иранская кампания, Мурад задумал превзойти деда и ему это удалось - к 1580 основные силы персов были разбиты, и турецкая армия, заняв территории современной Грузии и Азербайджана, установила контроль над западным и южным берегами Каспия.

Государством Шейбанидов в тот момент правил Абдулла-хан II, также весьма успешно воевавший с персами и, помимо всего прочего, оказывавший поддержку сибирскому хану Кучуму в его противостоянии с русскими. Между Стамбулом и столицей Абдуллы Бухарой были установлены постоянные дипломатические контакты, в которых стороны общались практически на равных. Изначально результатом этих контактов стал совместный план нападения на Астрахань. Однако он был расстроен усилиями русских дипломатов и нападениями на османские владения запорожских казаков, из-за чего султану пришлось задействовать против них силы, предназначенные для похода на восток.

Сконцентрировавшись далее на совместной борьбе с Ираном, Мурад и Абдулла отторгли от державы персов ряд провинций и едва не создали совместную границу. Узбеки, в частности, заняли Герат и выдвинулись к Мешхеду. Казалось, наступил момент истины, но тут в шиитско-суннитские разборки вмешался император Великих моголов, потомок Бабура Акбар, решивший, что хоть персы и еретики, но усиление Бухары и полный крах Ирана угрожает непосредственно его державе. Известие о том, что Акбар готовит нападение на Бухару, заставило Абдуллу свернуть поход на Мешхед, и это ослабило нажим на шаха.

Позже послы узбекского хана были довольно холодно приняты в Стамбуле, несмотря на обещания Абдуллы продолжить войну с шиитами. Некоторые историки считают, что причиной этого было вовсе не разочарование Мурада в союзнике, а наоборот - его опасения, что, сокрушив персов и выйдя на границу Османской империи, узбеки станут прямыми конкурентами турок за гегемонию во всем Дар аль-исламе.

Даже когда узбеки во главе с сыном Абдуллы Абдалмумин-ханом все же взяли Мешхед, и их лидер изъявил готовность "встать у султанского стремени" и по приказу Мурада уничтожить шиизм, в Стамбуле взяли паузу. Но аппетиты Абдуллы росли - он решил уже самостоятельно атаковать Астрахань, а заодно попросил султана позволить ему проследовать на хадж в Мекку через Стамбул, причем в сопровождении 10-тысячной армии. Реакцией Мурада стало заключение за спиной узбеков мира с шахом Ирана Аббасом. Более того, в 1592 году провожая персидского посланника из Стамбула, он также пообещал, что поддержит шаха в его действиях против "узбекских татар".

В итоге Аббас, сняв угрозу с запада, двинул армию против Шейбанидов и вернул большинство потерянных земель. Уже после смерти Мурада и Абдуллы персы взяли полноценный реванш, расширив свои владения по всему периметру границ.

Дипломатия халатов

В последующие годы правители Центральной Азии, включая казахских ханов, регулярно отправляли посольства с подарками в Стамбул, предлагая султанам то союз против русских, то совместные действия против персов, то просто прося о помощи в борьбе против внутренних врагов. Султаны в ответ писали письма - чаще всего в Бухару, которая представлялась им главной политической силой в регионе, - однако реальной поддержки потенциальным союзникам оказать уже не могли. Ресурсы османов, начиная со второй половины XVII века, не позволяли им вести активную политику на востоке. Все силы империи были брошены на противостояние с христианскими государствами Европы, где турки вступили в полосу поражений, растянувшуюся на два с половиной столетия.

Исключение составила, пожалуй, только военная кампания 1723–1727 годов, когда османы взяли под контроль даже Тегеран. Но на тот момент им уже приходилось действовать в одиночку, поскольку после смерти Абдуллы II центральноазиатские государства никогда не достигали того уровня могущества, который позволял бы им на равных участвовать в противостоянии двух главных сил исламского мира.

Когда в 1735 году хан Хорезма Ильбарс II начал жаловаться султану Махмуду I на происки иранского Надир-шаха, готовившего вторжение в Центральную Азию, из Стамбула ответили отписками и советами решить дело с персами путем переговоров. В результате Надир-шах все же завоевал Бухарское и Хивинское ханства и превратил их, хотя и ненадолго, в своих вассалов.

Но Блистательной Порте было не до того - вторая половина XVIII века обернулась для турок чередой провальных войн, в первую очередь с Россией.

И тогда Стамбул снова вспомнил про Центральную Азию.

В 1776 году османы попытались прозондировать возможность создания союза с Бухарой, предложив местному эмиру подбить кочевые киргизские и казахские племена отправиться в набеги на пограничные области России. Реакции не последовало - эмир Даниял-бий слишком дорожил отношениями с Екатериной II.

Спустя девять лет турки вновь попытались уговорить бухарцев напасть на российские рубежи и организовать пропаганду идей газавата (священной войны мусульман. – Прим. "Ферганы") среди казахов и киргизов. Эмир Шахмурад взамен попросил османов оказать ему помощь в борьбе против персов, а также прислать оружие и боеприпасы, чтобы он мог построить укрепления на границе с Россией. Этот альянс тоже не состоялся - османы проиграли очередную войну с русскими, в то время как правители Бухары были слишком заняты внутренними междоусобицами. Кочевникам же и вовсе было выгоднее торговать с Россией, чем воевать.

В XIХ веке иранский вопрос ушел на второй план - Центральная Азия стала одним из главных направлений российской экспансии и, хотя контакты между Хивой, Бухарой, Кокандом и Стамбулом в этот период отличались большой активностью, на реальное положение дел в регионе они никак не влияли. Вместе с тем стороны регулярно обменивались подарками: халатами, конской сбруей, породистыми скакунами, экземплярами Корана и другой религиозной литературой. Различные правители Центральной Азии продолжали видеть в лице османского султана медиатора для урегулирования региональных споров, своего покровителя, и запрашивали у него политическую поддержку каждый раз, когда кто-то из подданных или соседей покушался на их власть.

В 1819 году бухарский эмир Хайдар, которого со всех сторон теснили неприятели, даже попросил Стамбул об османском сюзеренитете. Султан Махмуд II собрал совещание высших сановников и улемов, чтобы решить, какой ответ дать эмиру. После долгих обсуждений государственные мужи порешили, что присоединение Бухары принесет империи больше вреда, чем пользы, тем более, поскольку султан является халифом всех правоверных, де-юре эмир и так является его подданным.

Крупное посольство ко двору султана отправил в 1838 году и кокандский Мухаммад Али-хан, просивший у османов прислать военных инструкторов и оказать моральную поддержку в борьбе за первенство в регионе с Хивой, Бухарой и лидерами казахских племен. Военных инструкторов хан не получил, но зато из Стамбула ему поступил дельный совет - жить с соседями в мире.

Венгерский путешественник Арминий Вамбери, посетивший летом 1863 году Хиву и Бухару, писал: "Среди населения Средней Азии и ее правителей Османская империя пользовалась несомненным духовным и политическим авторитетом и занимала, по мнению обывателей, едва ли не ведущее место в системе международных отношений. А султан и эмир, например, рядовым жителям Бухары представлялись владыками мира: бедные люди приходили в восторг, говоря о геройских подвигах своего эмира. Они рассказывали, что он проник из Коканда в Китай и, покорив все под свой скипетр на востоке, хочет также завоевать Иран, Афганистан, Индию и Франгистан, все страны до самого Рима; таким образом, мир поделился между султаном и эмиром".

Когда русские войска начали войну против Кокандского ханства и заняли Ташкент, бухарский эмир Музаффар обратился за помощью к англичанам и туркам. Но первые отказали сразу, так как сами рассчитывали поживиться за счет владений эмира, а султанское правительство после непродолжительных размышлений еще раз посоветовало Бухаре, Хиве и Коканду объединить усилия против агрессора и самостоятельно решить вопрос мирных договоренностей с Россией.

"Наше искреннее беспокойство как главы ислама - охранять благосостояние и блюсти безопасность мусульман Центральной Азии. Тем не менее, я с сожалением должен признать, что направить материальную помощь невозможно из-за большого расстояния, а также потому, что есть еще другие страны между нами", - писал султан эмиру.

Совет из Стамбула был проигнорирован. Уже после того как Россия подчинила себе весь регион, ликвидировав Кокандское и превратив в свои протектораты Хивинское ханство и Бухарский эмират, османские власти ответили отказами на просьбу последнего помочь ему в военных реформах и прислать постоянных дипломатических представителей. В Стамбуле сочли, что прямые попытки вмешаться в дела Центральной Азии не принесут империи ничего, кроме перспективы вооруженного противостояния с Россией. А та, в свою очередь, прознав о переговорах, и вовсе запретила Бухаре и Хиве заключать соглашения и с другими державами без согласия туркестанского генерал-губернатора.

После этого официальные отношения османов с Центральной Азией практически сошли на нет, хотя на уровне частных лиц, просветительских и коммерческих организаций они, наоборот, начали стремительно развиваться. Это дало о себе знать сразу после Февральской революции в России. Правда, тогда на пути турок в Центральную Азию встали уже англичане.

По следам Энвера-паши

В 1908 году в результате вооруженного восстания к власти в Турции пришли младотурки - группа националистически настроенных интеллигентов и молодых офицеров, получивших образование в европейских странах и нацелившихся на проведение в стране либеральных реформ. Под влиянием младотурок в Центральной Азии стали утверждаться различные формы джадидизма, изначально возникшего среди российских мусульман как идеология исламского модернизма, но позже приобретшего форму политического движения.

Ориентация на реформы по османскому образцу обуславливала пантюркистский уклон в джадидизме.

Да и сами младотурки после потери последних территорий в Европе и Африке (в результате войны с Италией и Балканских войн) стали буквально вторить идеям казанского татарина Юсуфа Акчурина, утверждавшего, что надэтнический союз, ранее поддерживаемый османами, нереалистичен, а империя получит шанс на будущее, только если откажется от Балкан в пользу населенной родственными народами Центральной Азии.

В 1913 году в результате очередного государственного переворота руководство империей перешло к "трем пашам": Энверу-паше, Талаату-паше и Джемалю-паше. Поделив между собой главные руководящие посты в стране и ввергнув империю в Первую мировую войну, триумвират сделал пантюркизм фактически основой государственной политики. После чего последовали разнообразные этнические чистки - армян, греков, ассирийцев.

Наибольшие шансы утвердиться если не в Центральной Азии, то хотя бы в Каспийском регионе, турки получили в короткий период в 1918 году, между выходом Советской России из Первой мировой войны и Мудросским перемирием, обозначившим окончательное поражение Османской империи. После развала российского Кавказского фронта Турция вместо того, чтобы самой на выгодных условиях выйти из войны, продолжила боевые действия и не только вернула потерянные в предыдущие годы территории Восточной Анатолии, но и оккупировала всю современную Армению, Азербайджан и часть Грузии. Таким образом османы впервые после XVI века оказались на берегах Каспия. Собственно, с этого времени и начинаются special relationship между Турцией и Азербайджаном, который исторически больше находился под влиянием Ирана и которому Османская армия оказала поддержку в противостоянии с армянами. Вероятно, будь у турок больше времени и не доминируй на Каспии англичане, аналогичным образом "трем пашам" удалось бы проникнуть и в Центральную Азию, но их армия вместо этого пошла на Дагестан, а там и Первая мировая закончилась.

Между тем в самой Центральной Азии пантюркистские настроения получили распространение не только среди части джадидов и автономистов (Кокандская автономия). Впоследствии эти идеи взяли на вооружение и некоторые из лидеров антисоветских повстанцев - басмачей. Одним из них, к слову, стал тот самый Энвер-паша, который после отстранения от власти на родине некоторое время сотрудничал с большевиками, а потом пустился в свободное плавание.

Обосновавшись со своим отрядом в горных районах Восточной Бухары,

Энвер-паша задумал ни много ни мало создать населенную тюрками империю Туран на территории Туркестана, Афганистана, мусульманских земель Китая и Сибири.

Другие лидеры басмачей, например, авторитетный Ибрагимбек, отказались поддержать наполеоновские планы паши. Не нашел он понимания и у себя на родине, где пришедший к власти Мустафа Кемаль сформировал на развалинах Османской империи Турецкую республику и полностью отказался от пантюркистских доктрин.

В 1922 году Энвер-паша был зарублен большевиками, и с ним закончилась целая эпоха - до самого распада СССР любые пантюркистские идеи в Центральной Азии жестоко преследовались. В свою очередь их охотно брали на вооружение и противники Кремля, в частности, немецкие нацисты, пытавшиеся использовать пантюркизм как для раскачивания ситуации в самой Турции, так и для подрыва советского влияния в Центральной Азии и на Кавказе.

Впрочем, Анкара (она стала столицей Турецкой республики в 1923 году), верная наследию Ататюрка, всегда настороженно относилась к этой теме. В 1944 году президент Турции Исмет Иненю назвал пантюркизм "вражеской" идеологией, которая грозит стране "бедами и катастрофами". После этого некоторые видные пантюркисты, в частности, башкир Ахмет-Заки Валидов были брошены за решетку и, хотя впоследствии большинство из них получило свободу по кассации, пантюркистская риторика, обычно густо замешанная на шовинизме, так и осталась уделом в основном маргиналов. Убежденных, в частности, что геноцида армян и греков никогда не было, а жители доколумбовой Америки, как и Федор Достоевский были тюрками.

Новая сила

После развала СССР Турция стала одним из претендентов на доминирование в Центральной Азии. В 1992 году в Анкаре было создано новое ведомство - Турецкое агентство международного сотрудничества и развития, призванное координировать оказание помощи зарубежным странам, прежде всего государствам Центральной Азии и Закавказья, а в турецком Министерстве иностранных дел появился отдельный департамент стран Центральной Азии. Однако уже к началу 2000-х притязания Анкары на политическое лидерство в регионе были исчерпаны. Попытки Турции вмешаться в процессы государственного строительства постсоветских республик были категорически отвергнуты на местах, причем в случае с Узбекистаном дело едва не дошло до открытой конфронтации, когда Анкара решила приютить политических противников Ислама Каримова.

Если какой-то пантюркизм сегодня и прослеживается, то его влияние ограничивается в основном культурной сферой и поддержкой межгосударственных связей на уровне Ассамблеи тюркских народов или Организации тюркских государств. Хотя в президентство Реджепа Эрдогана пантюркистские нарративы стали все чаще звучать в турецкой политике, определяющего влияния на решения, принимаемые Анкарой, они все так же не имеют. Плюс, чем ближе к концу последний срок нынешнего главы государства, тем больше возникает вызовов, с которыми приходится сталкиваться турецкой экономике, так что геополитические авантюры явно неактуальны в свете стремительно растущей инфляции и неравенства доходов.

Вдобавок между Турцией и Центральной Азией по-прежнему стоят все те же преграды - Россия, Иран и Каспий, причем попытки как-то преодолеть последнюю через строительство транскаспийского газопровода, который бы соединил Казахстан и Туркмению с Азербайджаном, успеха пока что не имели. С другой стороны, и образно, и буквально, под боком Центральной Азии образовалась новая сила - Китай, роль которого в регионе постоянно растет и которому абсолютно все равно, по каким учебникам будут учиться турецкие студенты и школьники.