У резкости есть золотое правило: она должна быть контрастной, для чего ей обязательно знать меру. Когда орать матом начинает обычно тихий и корректный человек, все вокруг бледнеют и понимают, что дело плохо. Когда за оружие берется идейный пацифист, это показывает, что ситуация накалена до предела. Когда же в бой рвется задира, не пропускающий ни одной драки, это быстро вызывает иммунитет и равнодушие. 

15 марта в Берлине встретились главы стран "Веймарского треугольника", и наибольший интерес для нас представляет не глава Польши Дональд Туск, не канцлер Олаф Шольц, а французский президент. В тот же день он сделал анонсированное заранее экстренное заявление по Украине. И сказанные в этом заявлении слова о том, что Европа должна быть готова замарать руки, интересным образом отражаются в умах этой самой Европы. И если у одних необходимость марать руки ради не пойми кого вызывает недоумение, то у других, выращенных вашингтонскими фермерами специально ради этого, – ажиотаж. 

Например, фейкометы из восточноевропейского издания "Вышеград" запустили поддельную цитату Эммануэля Макрона, где он, куда резче своих и без того резких слов, что-то мелет про красные линии и кузькину мать, – на этот фейк повелся аж президент Латвии. Переиначив знаменитые слова Катона Старшего и упомянув в них Россию, он в очередной раз продемонстрировал атмосферу нервозности, укоренившуюся в европейской верхушке, с осознанием неизбежного. Эту же атмосферу выразило главное французское издание Le Monde, сообщившее о том, что президент якобы 21 февраля сообщил узкому кругу своих военных приближенных о том, что тем пора готовиться к отправке на Украину.

Говоря про мсье Макрона, чьи заявления опять наделали шуму, как и три недели назад, – точные цитаты здесь приводить нет смысла, да и ничего принципиально нового он не сказал, – нужно сдерживаться от того, чтобы воспринимать его рассуждения про ввод войск, про наземные операции, про олимпийское перемирие и про иные глупости всерьез. Вместе с этим нужно вглядеться в стержень слов президента, препарировать их. Подтрунивания над ориентацией президента Франции, его друзей и коллег, насмешки над его женой, что она, дескать, плохо замаскированный мужчина, тонна стереотипов о французах, взваленная сейчас на одного человека, – все это не имеет значения. Важно лишь то, в какой исторический контекст вписывается внезапная резкость Макрона, чем она объясняется с точки зрения устройства этой мятежной и трагичной личности и к чему эта резкость может привести.

Фигуру французского президента я много раз описывал как противоречивую и достойную пера современного Софокла. Именно он, а не любой другой безликий болванчик на избирательной должности войдет в историю как олицетворение эпохи спада западного владычества. Вообразите мир, в котором живет Макрон, – это поистине враждебный мир. Он – номинальный руководитель своры амбициозных однодневок, движимых противоречивыми интересами. Сложившаяся во французской политике ситуация, когда премьером, министром иностранных дел и, будем честны, президентом оказываются геи, не является веянием прогрессивной моды. Напротив, это возврат к славным традициям придворных евнухов, которые не заинтересованы в личном обогащении или наделении своего потомства исключительными правами по причине невозможности наличия этого потомства. Менталитет наемного менеджера, работающего на страну ровно от момента назначения до секунды увольнения или же от одной инаугурации до другой, хорош всем, кроме главного: он не гарантирует лояльности к государственному проекту и ограничивает горизонт планирования сроком полномочий в пару лет. При всем этом вокруг седеющей головы мсье президента совершенно открыто вьются истинные хозяева Европы. Нет, речь не идет о наслоениях в виде вашингтонских эмиссаров, транснациональных банкиров или воротил американо-британского капитала.

 Подлинную власть в Европе даже сейчас, после континентального самоубийства ХХ века, удерживает столетиями правившая этими землями аристократия – и ныне, когда порывы ветра истории сдувают всю упомянутую выше шелуху, напудренные парики европейской власти выступают из-под ее глобалистской маски все отчетливее. Жена Макрона, мадам Брижит Мари-Клод Озьер, урожденная Тронье, происходит из влиятельной пикардийской семьи "кондитеров", история связей которой прослеживается вплоть до начала XIX века – тогда, после Французской революции "среднего класса" таких вот "кондитеров", Европа пережила куда более масштабные изменения, чем в XX веке, и те, кто уже был кое-кем, стал кое-кем поупитанней. В 1974-м профессиональная буржуа Брижит вышла замуж за Андре-Луи Озьера. Во всех материалах, посвященных этому загадочному гражданину, мы можем встретить лишь слухи о его затворничестве после 2006-го, когда Брижит развелась с ним, дабы выйти за юного Эммануэля, а также новости о том, что мсье Озьер тихо умер в 2019 году, о чем стало известно лишь почти спустя год в 2020-м от его дочери Тифан, что на 6 лет младше своего приемного отца. 

Кстати, Тронье – взгляните на разницу подходов – имеет троих детей, а вот ее нынешний муж – нет. Но Андре-Луи, если покопаться чуть глубже, куда примечательнее, чем простой "банкир", каким его сухо изображает справка. Рожденный в маленьком городке Эсека в Камеруне, он был сыном одного из ключевых управляющих этой французской колонией, которая в 1960-м обрела независимость, но, как это часто бывает в Африке, лишь номинальную. Исчезновение Андре-Луи и его тихая смерть вдали от любопытных глаз породила у склонной к американскому идиотскому упрощению публики теорию о том, что Брижит – переодетый Андре-Луи. Не спрашивайте, в чем тут логика, я и сам не понимаю – но слухи разошлись столь широко, что вынудили президента злобно зашипеть в ответ что-то про фейки и дезинформацию, что, как вы понимаете, ни разу не разубедило секту свидетелей мсье Озьера. Сама же Брижит – простая школьная учительница, как ее рисует пресса, – не так проста не только своим происхождением.

Много ли вам знакомо "простых учительниц", которые преподавали латынь в иезуитском парижском лицее Сен-Луи-де-Гонзаг, куда среди всех прочих ходили младшие дети французского бизнес-гиганта Бернара Арно? Того самого Арно, что дружескими связями цепляется за Тони Блэра и нефтяные деньги Катара, а близкими родственными – за коммуникационного и медиамагната Ксавье Ньеля и сероглазую нижегородку Наталью Водянову, о чьих связях с европейской аристократией тоже можно вспомнить много чего интересного. Ньель, кстати, владеет крупнейшей французской газетой Le Monde вместе с гражданином из очень блатного семейства Пигасс по имени Матье – он известен как своего рода фальстарт проекта "Макрон" и первая ласточка из гнезда Доминика Стросс-Кана, откуда после вылетела вся стая французского президента. 

Словом, коллективный наниматель Макрона держит его на максимально коротком поводке – что может быть короче поводка в собственной кровати – и даже дома не дает покоя. Те части работы, что не сопряжены с теплыми объятиями товарищей по гомократии, тоже способствуют раннему поседению: про связанных с упомянутым нами Арно британцев или давящую на Старый Свет американскую аристократию, намешанную из европейской так же, как американская нация намешана из европейских, и говорить нечего, так что вспомнить стоит ближайшую соратницу французского президента. 

Брюссельская наседка Урсула фон дер Ляйен часто высмеивается российскими СМИ как некомпетентная клуша наподобие той одноразовой германской дипломатши, которую начинают двигать на роль канцлерин всякий раз, когда канцлер Шольц ведет себя неподобающе. Но Урсула, намешавшая в себе кровь двух знатных германских родов и подарившая клану своего супруга семерых наследников, – человек принципиально иного типа, нежели евнухи-менеджеры. О ее происхождении было подробнее рассказано в тексте про майский визит этих двоих в Китай, но куда красноречивее сухих имен и дат говорит подлинно аристократическая свобода от ответственности: ни блестяще проведенная Урсулой программа по демилитаризации бундесвера, ни налаженные за счет близких отношений с руководителями Pfizer закупки за европейский счет миллиардов доз вакцин, позже вылитых в канализацию, ни неуместная в рамках Евросоюза – политического, не военного блока – активность в отношении закупок и поставок вооружения на Украину – никакая грязь не прилипла к перьям этой благородной птицы. В грядущем июне по Европе прокатятся выборы в Европарламент, который, в случае реализации опасений прессы и прохода туда различных нацистов и фашистов, сможет избрать на место Урсулы кого-то другого, но даже низкие рейтинги не гарантируют ее смещения – европейская политика слишком беззуба для такого, а альтернативного центра притяжения, способного заместить саксонскую фрау, в Европе просто нет.

Но к чему тут такой долгий и вроде бы не привязанный к последним событиям рассказ об окружении Макрона? К тому, что резкие заявления президента Франции, порой отдающие шизофренией, – как вам угрозы ввода войск, сделанные в соседней предложению перемирия фразе? – продиктованы менталитетом человека, загнанного в угол. Торг, мольбы, грубости, увещевания – в его положении так вел бы себя любой. Ключом к нервному напряжению, охватившему этого человека, стоит воспринимать его слова насчет американских выборов. Он сказал, насколько ему известно, Дональд Трамп не станет президентом США. Многие усмотрели в этом намек на то, что французский президент посвящен в некие тайны закулисных договоренностей, согласно которым Трампа не допустят до выборов, посадят в тюрьму, задушат расследованиями, разорят исками, разобьют фальсификациями, а то и вовсе шлепнут. И хотя исключать такие варианты нельзя – на той неделе я писал про то, что Джо Байден сдаваться не намерен, – предположить осведомленность Макрона об этом очень трудно: кто из реально посвященных в такое будет сообщать подобные сведения временному управляющему ООО "Пятая республика"? Но это и не так важно: кто бы ни победил, вопрос перевода Украины на баланс Европы уже решен. Либеральная демократия, отступающая в нужные моменты перед мощью президентских чрезвычайных указов и единодушия обеих партий, сейчас предоставляет Америке идеальный повод выйти из переставшего приносить дивиденды проекта: мы бы, мол, с радостью и дальше выделяли бы десятки миллиардов на славное дело борьбы за справедливость и добро, да вот беда – у нас в Конгрессе партия Уга-Буга не может договориться с партией Пипи-Пупу, потому – бывайте! 

Именно с головной болью в виде необходимости выбрасывать в эту дыру в кармане новые и новые миллиарды в условиях и без того не самой процветающей экономики связаны все заявления Макрона. Но есть еще кое-что. Дело в том, что Франция – это Париж. Ядро Иль-де-Франс, в короне которого крысами, бомжами и бульварами барона Османа сияет город Лувра и Дефанса, со всех сторон окруженный слоями национальных и исторических образований. Ансьен режим отличался от буржуазной республики буквально всем, как и реставрированные Бурбоны не сходились с империей ни в чем, кроме одного – целенаправленной политики по пережевыванию этих слоев. Бретань, Лотарингия, Окситания, Савойя – десятки самобытных культур были подчинены железной волей парижского центра. Именно с этим связана такая любовь французских пропагандистов – а все враждебные нам сюжеты разрабатывают именно французы – к разговорам о деколонизации России: знает кошка, чье мясо съела. 

Принципиальная неуступчивость Иль-де-Франс перед окраинами в любых мелочах – национальная скрепа французов уже много сотен лет. И вот 12 марта внезапно было объявлено, что правительство Макрона договаривается о внесении в конституцию поправок, предусматривающих широкую автономию Корсики. Да, родина лейтенанта Буонапарте интегрирована во Францию в куда меньшей степени, чем, скажем, Бургундия, но ведь это только начало! Не ровен час, наши поставки оружия и техники будут помогать справедливому делу освобождения эльзасской земли от иль-де-франсских оккупантов. Поэтому в резкости Макрона и его зацикленности на теме далекой Украины есть еще один слой – смещение фокуса внимания с размывания ключевого принципа французской государственности.

Относиться всерьез к угрозам применения французской силы не стоит. Французы – нация литературная и театральная, народ, столетиями пропитывавшийся традициями иезуитских иносказаний и куртуазных полунамеков. Все слова, вываливающиеся из их грассирующих морд, следует просеивать через множество сит, на выходе из которых зачастую не остается вообще ничего. Вот и здесь единственный вывод, следующий из этого внезапного возникновения на западе континента потерянного брата-близнеца покойного Владимира Вольфовича, состоит в том, что номинальная европейская верхушка, выставленная крайней и очевидно виноватой в кризисе, в котором увяз Старый Свет, очень нервничает и в своих резкостях случайно выдает то, что ей важно. Например, все разговоры о поражении Украины, о стратегических интересах Европы, о том, как горячо в западном политикуме обсуждается идея ввода войск на земли Малороссии – все это имеет одну-единственную связывающую точку. 

Эта точка, если прикидывать грубо, находится где-то на пересечении Катерининской улицы и Приморского бульвара. Русский город Одесса, ставший ареной кошмарной огненной инициации украинской государственности, является залогом выживания этой самой государственности, мощной и угрожающей России в перспективе послевоенных лет: все более-менее понимают значение выхода к морю для скудного на природные ресурсы и вменяемых людей региона Западной Украины. С этим связана концепция деталассизации – обрубания Киеву выхода к морю, превращения его в уютный отстойник вечной депрессии.

Но есть здесь кое-что еще. Интерес француза к порту – нонсенс. Портами пристало интересоваться англичанам, австралийцам и прочим американцам – словом, всем тем, кто в сентябре 2021-го так некрасиво указал французским сухопутным крысам на то, что в клубе англоязычных мореходов им не рады. Тем более что американцы имеют в Одессе явный интерес в виде ключевого восточноевропейского пункта транзита наркотиков, способный – опять же в перспективе продолжения существования Одессы под контролем Киева – превратить огрызок Украины в новую Албанию, то есть полную преступности и нищеты дыру, но дыру жизнеспособную.

С интересами же Лондона все куда любопытнее. На Одессе концентрировался круг контактов нынешнего начальника штаба обороны Британии – формально высшего военного чина в структуре Минобороны – Тони Радакина. Он, в частности, как-то отличился тем, что устраивал в Одессе милования с киевскими чиновниками, спустя пару дней после чего британским эсминцем "Защитник" была проведена провокация у крымского мыса Фиолент. Адмирал по имени Тони – человек из сети Бориса Джонсона, активно двигавший на пост нынешнего министра обороны Гранта Шеппса, которого в свою очередь былые деяния связывают с некоторыми близкими Биллу Гейтсу людьми. Именно с этим связан повышенный интерес Макрона к Одессе – как было описано выше, в Лондоне Эммануэль имеет радикально иные связи из противоборствующей сети контактов Блэра. 

Иными словами, человек хочет под шумок отжать себе и своим союзникам ценный актив, который в случае завершения боевых действий без деталассизации Украины станет ключом к Восточной Европе. Чтобы обозначить свои претензии, он мечет угрозами насчет вступления в войну в случае российского наступления на Одессу, но воспринимать эти угрозы всерьез не стоит. Французская военная мощь хорошо знакома российским туристам и музыкантам-гастролерам, французские амбиции явно превосходят французские возможности, а в сакральность нахождения на малороссийской земле важных белых господ могут верить эти самые господа и смотрящие им в рот украинцы, но никак не ракеты "Искандер". 15 марта российские ракеты ударили по зданию санатория в Одессе. Несмотря на дежурные вопли о том, что пострадали исключительно беременные дети-пенсионеры, вереница военных вертолетов, устремившаяся в последовавшие часы в сторону Румынии, намекала, что задело очень важных людей. 

О том же свидетельствовал плач в соцсетях о том, что в Одессе сгинули дорогие друзья, – все как один бывалые вояки с опытом доблестной стрельбы по афганским детям и иракским женщинам. Отчасти именно с этим связана волна, прокатившаяся по западной прессе в следующие несколько дней: Marianne и Financial Times вообще написали, что французская армия на фоне российской выглядит как танцовщицы, а французские офицеры не хотят воевать с Россией, а то и вовсе восхищаются Владимиром Путиным, надеясь бок о бок с ним воевать против европейского халифата. Вряд ли такие заявления остановят Макрона, но его полномочия и реальные возможности намекают на то, что максимум, на который он способен, – дальнейший лай. Настоящий политик-постмодернист, он стал первым человеком своей профессии, который научился не просто извергать бессмысленные слова – он, презрев законы логики, наделяет их антисмыслом. Загнанный в угол своими союзниками, нанимателями, непреодолимыми политическими обстоятельствами и самой волей истории, Макрон, может, и рад бы выкинуть что-нибудь соответствующее его угрозам, но просто не может.