В сентябре 2004 года IV Пленум ЦК КПК 16 созыва поставил перед страной, чья экономика развивалась невероятными темпами, новую задачу: "Укреплять комплексную силу культуры Китая. Продвигать китайскую культуру, еще лучше выходить в мир, повышать ее международное влияние".

Став второй экономикой мира, Поднебесная уделяет развитию своей мягкой силы довольно много внимания. Впрочем, отталкиваться от классического понимания "soft power", сформулированного в свое время американским политологом Джозефом Наем, в данном случае не выходит; если Д. Най отличал мягкую силу от жесткой, от экономического и военного влияния, то в китайской ее интерпретации мягкая сила становится намного более гибкой и пластичной концепцией. Она вобрала в себя как культуру, так и китайскую экономическую модель – а также, вразрез с классическим понятием ""soft power", ориентируется не только на международную аудиторию, но и на собственную, внутреннюю. Первое противоречие лежит на поверхности: Китай продвигает свое влияние, опираясь на распространение собственных технологий, таких, как гаджеты и цифровые продукты, и это является примером смешивания мягкой, жесткой и экономической сил в одном-единственном продукте.

Китайские политики понимают мягкую силу очень широко, включая в это понятие язык, традиционное и современное искусство, СМИ, собственные политические и мировоззренческие ценности и собственные экономические приоритеты. Важнейшим проектом "мягкой силы", амбициозным и транснациональным, на сегодняшний день является "Пояс и путь", который составил главное звено пятилетнего плана развития. Это возрождение древнего Шелкового пути на современный манер, призванное связать Китай со странами Европы через крупномасштабную сеть сухопутных и морских логистических путей. Однако реализация проекта столкнулась с рядом проблем. Быстро найдя общий язык с лицами, ответственными за принятие решений, Китай выказал то ли нежелание, то ли неумение работать с общественным мнением в странах, через которые должен пролегать Путь; в результате опасения перед растущей экономической мощью КНР приняли в упомянутых странах характер иррациональных и фактически не поддающихся лечению фобий. Опора на собственные, китайские трудовые ресурсы также не встретила понимания в регионах, и без того страдающих от безработицы. Заговорили и о низких стандартах китайского производства, способствующих ухудшению экологической ситуации в местах проведения работ.

В сфере политики "мягкая сила" КНР также зачастую не дает ожидаемого эффекта. Дело в том, что Китаю приходится встраиваться в неорганичный для него западный мировой порядок. Китайская культура специфична и прочно сопряжена с конфуцианскими установками, она формировалась автономно и в закрытом порядке, в собственном котле. В китайском понимании Поднебесная все еще является сосредоточенной на себе, центром мира, и ни политики, ни население не собираются отходить от подобного понимания: на это просто нет причин. Не облегчает восприятия Поднебесной со стороны Запада и мощная цензура внутреннего информационного рынка. Например, со смертью экс-председателя КНР Цзян Цзэмина все новостные сайты стали черно-белыми по случаю траура. Многим интернет-каналам было запрещено выкладывать свои посты, поскольку их тональность не соответствовала скорбному часу.

Цензура в Китае действительна строга и всеобъемлюща. В китайском мессенджере Weibo, охватившем почти все сферы жизни, включая работу и доставку товаров, невозможно зарегистрироваться не с китайского номера. На площадке с блогами Lofter нельзя оставлять посты и комментарии, если пользователь не находится на материковой части Китая.

Кроме того, современная китайская история не похожа на глянец – достаточно вспомнить события на площади Тяньаньмэнь, "проблему Тибета" и "культурную революцию" 60-70-х годов. Работа над повышением репутации, впрочем, проводится масштабная: фестивали, перекрестные "года культуры" с другими странами, выставки и культурные центры – в этом Китай не отстает. Впрочем, несмотря на масштабные усилия, все это не перекрывает отложившегося в подкорке восприятия Китая как большой, замкнутой в себе империи. Более того – Китай непредсказуем со стороны. Он стал глобальным игроком на международной арене совсем недавно. И игроком он является крайне специфичным, с уникальной и богатой историей, с по-восточному индивидуальным восприятием мирового порядка. Все это вызывает опасения со стороны Запада, так как самый опасный противник – тот, чьи действия нельзя предсказать. Союзничество с Китаем также видится нестабильным: оно продолжается до тех пор, пока в нем есть экономическая выгода для него самого. Так, например, неоднократно Китай выражал двойственную позицию по отношению к России: пусть экономическое сотрудничество не прекращалось, в случае крымского кризиса Китай официально осудил действия российской стороны, не желая обращать против себя коллективный Запад. Китай умеет лавировать с максимальной выгодой для себя.

Возвращаясь к мягкой силе – здесь основная ставка, несомненно, делается на образование. Немалые усилия прикладываются к популяризации китайского языка: уже сейчас школьники в России могут сдавать по нему ЕГЭ. Стали открываться институты Конфуция. В одной только России их больше двадцати, а по миру более чем полтысячи. В них происходило изучение китайского языка, активно продвигалось изучение китайской культуры. Особенно их много на "глобальном Юге", в Латинской Америке и Африке. Однако, очень скоро институтам Конфуция пришлось сменить свою вывеску и провести ребрендинг – отныне они продолжают свою деятельность как Центры обучения китайскому языку. Это произошло в связи с посягательством институтов Конфуция на академическую свободу: они напористо настаивалина блокировке научных статей о событиях на площади Тяньаньмэнь, о проблемах Тибета и Синьцзяна – в тех случаях, разумеется, когда трактовки статей отличались от официальной позиции КПК. Подобная политика не встретила понимания международной общественности – вплоть до того, что во многих странах институты Конфуция стали закрывать. Впрочем, Рашель Петерсон, директор по политике американской Национальной ассоциации ученых, заявила, что взамен закрытых институтов появились подобные им организации с аналогичными программами. Так, например, в Государственном университете Сан-Диего, в котором институт Конфуция был закрыт летом 2019 года, уже в августе анонсировали открытие Китайского культурного центра в том же здании. Учебные материалы, соответственно, остались прежними – и прежним осталось щедрое финансирование со стороны Поднебесной.

Говоря о "мягкой силе" Китая, нельзя обойти тему китайской диаспоры, "хуацяо", составляющей более 50 миллионов человек по всему миру. Практически в каждой развитой стране существуют китайские кварталы, "чайна-тауны" – соответственно, мнение китайского населения способно активно влиять на политику городских муниципалитетов. "Чайна-тауны" известны тем, что способны формировать "единодушное" мнение местного населения.

К хуацяо принято относить не только иммигрантов, но и тех китайцев, которые находятся за границей на учебе или по работе. Китай оказывает хуацяо поддержку: продолжают создаваться различные институты, совершенствуются правовые нормы. Так, например, Комитет по делам китайских эмигрантов защищает интересы бывших граждан и следит за выполнением закона об охране их прав и прав их родственников. Определенные вызовы есть и здесь: в странах Юго-Восточной Азии, в которых доля хуацяо наиболее существенна, довольно ярко выражены антикитайские настроения. В мусульманских по преимуществу Малайзии и Индонезии эти настроения подогреваются конфессиональными различиями.

На российском направлении китайская мягкая сила довольно активно проникает в повседневную жизнь. Достаточно взглянуть на недавние новости: 25 июня в Казани прошел традиционный для Поднебесной праздник китайских лодок-драконов, праздник с более чем двухтысячелетней историей, тесно связанный с демонстрацией богатства Империи и началом лета. Со стороны городских властей была попытка связать китайского дракона и привычный для Татарстана символ змея, однако, местные жители отнеслись к этому скорее скептически. На "китайском Сабантуе" продемонстрировали чайную церемонию, а пришедших учили делать веера и китайские фонарики.

Зато вот что важно и поучительно. Китаю удалось превратить в настоящий бизнес свою книжную индустрию, сделав ее мощным инструментом культурного влияния – при том, что, казалось бы, книжная индустрия по своей природе обречена на внутреннее потребление. Это произошло благодаря особой бизнес-модели и обернулось масштабным успехом. По данным китайской аналитической компании iResearch за 2021 год, китайские веб-новеллы читало более чем 145 миллионов человек за рубежом, и это смело можно назвать одним из самых успешных проектов культурного экспорта. Данные подтверждает и статистика американского AppStore: в категории "Книги" три из пяти самых прибыльных и часто используемых приложений имеют китайское происхождение: Dreame, GoodNovel и WebNovel. Успех обеспечила оригинальная издательская бизнес-модель: главы продаются поштучно и выпускаются в реальном времени. Они редко стоят больше доллара, однако при популярности автора и масштабной аудитории даже ежедневная выручка может оказаться колоссальной. Новеллы часто отличаются динамичным сюжетом либо легким содержанием, система хэштегов позволяет легко найти чтиво на свой вкус, а выкладывать работы может любой человек: что читать, решает уже сама аудитория, являясь в то же время и главным критиком платформы. Самые популярные в последние годы китайские телешоу, в свою очередь, были экранизированы по мотивам самых известных новелл.

Не менее цепка китайская хватка и в области игровой индустрии – не зря Поднебесную порой называют "столицей мировой индустрии игр". По объему рынка серьезную конкуренцию Китаю составляют лишь США. Например, в недавно выпущенной "Genshin Impact" среднемесячное количество игроков колеблется в районе 60 миллионов человек. "GenshinImpact'' заняла третье место по количеству денег, потраченных игроками на внутриигровые покупки – это 1,7 миллиарда долларов. Количество зарегистрированных игроков в "Identity V'', также выпущенной китайской компанией, в 2022 году составило 200 миллионов человек. Главной "фишкой" обеих игр стала система "гатя", в соответствии с которой игрок может получить определенного внутриигрового персонажа или предмет только по системе, подобной лотерее. При этом чаще всего возможность получить желаемое ограничена по времени, поэтому игрокам приходится тратить на это свои настоящие средства.

Таким образом, "мягкая сила" Китая в разных контекстах работает по-разному. Да, Поднебесная сильно продвинулась в области культурного экспорта (отдельный разговор о кинематографе, сформировавшем за последние двадцать лет феномен "китайского кино" с его целым рядом общепризнанных шедевров). Но, в целом, на Западе преобладает реакция скорее негативная: рейтинги общественного мнения продолжают неумолимо падать, и Китай продолжает ассоциироваться с авторитаризмом, проблемой уйгуров и деспотичной коммунистической партией. Со стороны "глобального Юга", напротив, отклики скорее положительные: Латинская Америка и Африка демонстрируют свою благосклонность.

Подводя итог, можно сказать, что оценки китайской мягкой силы весьма противоречивы: региональные различия в ее проявлении крайне существенны, если не противоположны друг другу. Однако, отрицать ее значимость и влияние на мировую арену невозможно: в сочетании с традиционными инструментами внешней политики ее применение позволяет Китаю укрепить свою позицию и облегчает достижение геополитических целей.