Знаменитый инвестор Рэй Далио рассуждает о «красных линиях» в конфликтах между странами, пишет Republic.

«Впервые за всю мою жизнь США сталкиваются с реальной конкурентной силой (СССР был скорее военным, чем экономическим соперником). Китай уже стал серьезным конкурентом для США на многих фронтах и накапливает потенциал гораздо быстрее, — пишет известный инвестор Рэй Далио в своей последней, опубликованной в прошлом году книге «Принципы изменения мирового порядка. Почему одни нации побеждают, а другие терпят поражение» (выходит в издательстве «Манн, Иванов и Фербер»). — Если эта тенденция сохранится, Китай будет настолько сильнее США по многим важным направлениям, что его империя станет доминирующей. Я внимательно слежу за развитием обеих стран всю жизнь и вижу, как быстро растет конфликт». О каком именно конфликте речь? Автор различает несколько типов войн, которые между собой ведут страны. При этом самым показательным, сквозным примером для всех вариантов противостояния в современным мире Далио считает все более опасное соперничество Соединенных Штатов и КНР. Какие преимущества и зоны уязвимости есть у сторон потенциального конфликта? Что считать его триггером? Можем ли мы представить себе последствия? Об этом — в выбранной нами главе (печатается с сокращениями).

Судя по истории прошлого, существует пять основных типов войн: 1) торгово-экономические, 2) технологические, 3) геополитические, 4) войны капиталов, 5) вооруженные конфликты. Хотя все разумные люди желают, чтобы эти «войны» не возникали, а вместо них было сотрудничество, мы должны вести себя практично и признавать, что они существуют.

Мы видим, как эти войны сейчас проявляются разными путями. Их стоит не считать ошибочными или разовыми, а, скорее, воспринимать как взаимосвязанные конфликты и часть более масштабного и развивающегося конфликта. Наблюдая за ними, мы должны хотя бы попытаться понять стратегические цели каждой стороны — пытаются ли они ускорить конфликт (некоторые американцы считают, что это будет на руку США, поскольку время на стороне Китая и он наращивает силы быстрее) или пытаются снизить их градус (поскольку полагают, что им будет лучше без войны)? Чтобы не допустить эскалации конфликтов и утраты контроля, лидеры обеих стран должны хорошо понимать, как выглядят «красные линии» и «мины-растяжки», способные сигнализировать о серьезности конфликта.


Торгово-экономическая война

Как и все войны, торговая война может перейти от вежливого спора к угрозе для жизни, в зависимости от того, насколько сильно этого хотят участники.

Пока мы не видим, чтобы торговая война между США и Китаем зашла слишком далеко. В ней есть классические тарифные и импортные ограничения, очень напоминающие то, что мы уже неоднократно видели в других аналогичных конфликтных периодах (например, введение тарифа Смута — Хоули в 1930 г.). Мы видели торговые переговоры и их результаты, отраженные в документах очень ограниченного, но реализованного «первого этапа» торгового соглашения 2019 г. Мы видели, что эти «переговоры» представляли скорее испытание сил друг друга, чем попытку использовать глобальные законы и арбитров (вроде ВТО) для достижения справедливого решения. Именно так, на основе взаимного испытания сил, и будут происходить эти войны. Остается, впрочем, большим вопросом, как далеко эти испытания могут зайти и какую форму принять.

Помимо торговых споров у США есть еще три значительные экономические претензии к тому, как Китай управляет своей экономикой.

1. Китайское правительство активно и широко использует интервенционистскую политику, направленную на ограничение доступа на рынок импортных продуктов и компаний, тем самым защищая свои национальные отрасли не самыми справедливыми методами.

2. Китайцы предлагают серьезную государственную помощь, ресурсы и законодательную поддержку отраслям внутри страны. Китай реализует политику, призванную перехватывать прогрессивные технологии у иностранных компаний, особенно в чувствительных областях.

3. Китай занимается кражами интеллектуальной собственности. Считается, что китайское государство напрямую спонсирует часть таких краж и сознательно не контролирует состояние дел с остальными.

США отреагировали на это как попытками повлиять на действия китайцев (например, вынудить их открыть свои рынки американцам), так и своими вариантами тех же действий (закрытием американских рынков для китайцев). Американцы никогда не признаются в некоторых своих действиях (например, связанных с интеллектуальной собственностью), как и китайцы, поскольку общественное неприятие будет слишком большим. В поисках сторонников все руководители хотят казаться лидерами армии, которая борется за добро против сил зла, совершающих неблаговидные поступки. Вот почему мы слышим обвинения с обеих сторон и почти не слышим признаний в том, что кто-то делал что-то плохое.

Когда все хорошо, сохранять моральные принципы несложно. Но когда начинается серьезная схватка, вам проще оправдать то, что ранее считалось аморальным (или, скорее, вы начинаете называть моральным то, что раньше таковым не было). По мере нарастания борьбы возникает дихотомия между идеалистическими описаниями того, что делается (рассказами для общественности страны), и практичными действиями ради победы. В ходе войн лидеры хотят убедить жителей своих стран в том, что «мы хорошие, а они плохие», поскольку это самый эффективный способ получить поддержку — иногда настолько сильную, что жители страны готовы убивать или умирать ради общего дела. И совсем нелегко в чем-то убедить людей или вдохновить их, если практичный лидер объясняет, что «на войне нет законов», кроме личных этических правил каждого человека, и что «мы должны играть по тем же правилам, что и они, или мы будем бездумно ограничивать себя, пряча во время драки одну руку за спину».

Согласно классическому сценарию, самый опасный этап торгово-экономической войны наступает, когда страны отрезают противникам доступ к важнейшим импортным товарам. Пример действий США и Японии перед Второй мировой войной может считаться вполне уместной полезной аналогией для отношений между США и Китаем из-за схожих географических и иных условий. Например, если США перекроет доступ для импорта в Китай нефти, других важных товаров, технологий и/или иных существенных импортируемых товаров из самих США либо третьих стран, это будет считаться ясным и очевидным признаком военной эскалации. А Китай может запретить торговлю на своей территории компаниям вроде General Motors (которая продает больше автомобилей в Китае, чем в США) и Apple или остановить импорт из США редкоземельных элементов, необходимых для производства множества высокотехнологичных устройств, автомобильных двигателей и оборонных систем. Я не говорю, что такие шаги очень вероятны, но четко заявляю, что остановка значительных объемов импорта с любой стороны будет сигнализировать о значительной эскалации, способной привести к более угрожающему конфликту. Если этого не произойдет, эволюция пойдет по нормальному пути, а международные платежные балансы стран будут развиваться в зависимости от уровня конкурентоспособности каждой страны.

Технологическая война

Технологическая война гораздо более серьезна, чем торгово-экономическая: сторона, побеждающая в ней, имеет шансы выиграть и в традиционных вооруженных конфликтах, и во всех других типах войн.


Сейчас США и Китай — доминирующие игроки в мировом секторе высоких технологий, и именно эти отрасли представляют собой главные отрасли будущего. Технологический сектор Китая быстро развивался внутри страны, чтобы обслуживать ее жителей, и превратился в серьезного конкурента на мировых рынках. В то же время у Китая сохраняется высокая зависимость от технологий США и других стран. Это делает уязвимыми обе страны: США — перед активным развитием конкуренции со стороны китайских технологий, а Китай — перед запретом на использование важнейших технологий.

Сейчас представляется, что США в целом имеют лучшие технологические возможности, но этот показатель сильно варьируется в зависимости от типа технологий, а страна постепенно теряет лидирующее положение. Например, США лидируют в области разработки усовершенствованного чипа искусственного интеллекта, но отстают в области развития стандарта 5G. Хотя этот показатель не идеально отражает нынешнее положение дел, рыночная капитализация американских технологических компаний в целом в четыре раза превышает капитализацию китайских. Этот расчет недооценивает относительную силу Китая, поскольку не включает данные некоторых крупных частных компаний (вроде Huawei и Ant Group) и некоммерческих (правительственных) технологических проектов, объем которых в Китае гораздо выше, чем в США. Крупнейшие акционерные технологические компании Китая (Tencent и Alibaba) уже занимают 7-е и 8-е места в списке основных технологических компаний в мире, сразу после некоторых из крупнейших компаний из группы FAAMG (Facebook, Amazon, Apple, Microsoft и Google/Alphabet). Китайцы лидируют в нескольких важных технологических направлениях. Достаточно сказать, что 40% самых крупных гражданских суперкомпьютеров в мире находятся сейчас в Китае и он занимает первое место по некоторым показателям ИИ / «больших данных», а также квантовых вычислений/шифрования/связи. Лидерство Китая отмечается и в других технологиях, например финансовых, поскольку уровень электронных сделок и мобильных платежей в Китае самый высокий в мире, гораздо больше, чем в США. Можно предположить, что в Китае втайне разрабатываются технологии, о которых не знают даже самые информированные спецслужбы США.

Развитие технологий Китая и качество принимаемых на их основе решений будут, скорее всего, выше и лучше, чем у США, поскольку большие данные + более развитый ИИ + большие вычислительные мощности = отличный процесс принятия решений. Китайцы собирают гораздо больше данных на душу населения, чем США (при этом в Китае более чем в четыре раза больше жителей), и активно инвестируют в ИИ и развитие вычислительных мощностей, чтобы извлечь из них максимум пользы. Поток ресурсов, направляемых в эти и другие технологические области, гораздо выше, чем в США. Что касается финансирования, венчурные капиталисты и правительство предоставляют китайским разработчикам почти неограниченные суммы. Количество выпускников колледжей в области STEM, выбирающих техническую карьеру в Китае, примерно в восемь раз выше, чем в США. США обладают общим технологическим лидерством (хотя и отстают в некоторых областях) и, конечно, имеют несколько крупных центров для развития инноваций (особенно в ведущих университетах и лидирующих технологических компаниях). Пока США не вышли из игры, но их относительное положение снижается, а способность Китая к технологическим инновациям растет быстрее. Помните, что Китай — страна, лидеры которой 37 лет назад восхищались портативными калькуляторами, которые я им дарил. Только подумайте, где может оказаться эта страна еще через 37 лет.

У США есть технологическое лидерство (хотя оно быстро ослабевает). В результате китайцы сейчас сильно зависят от технологий, импортируемых из США и третьих стран, на которые США могут влиять. Это создает огромную уязвимость для Китая и отличное оружие для США. Очевидно, что такая ситуация существует в области передовых полупроводников (и в ряде других технологий). Динамика развития лидирующего мирового производителя чипов — Taiwan Semiconductor Manufacturing Company, снабжающего Китай и весь мир необходимыми чипами и, возможно, находящегося под влиянием США, — одна из многих типов динамики, заслуживающей наблюдения, особенно в силу того, что компания располагается в Тайване. Китай ввозит много технологической продукции, важной для его благосостояния. При этом США ввозят из Китая гораздо меньше аналогичной продукции. Если США отключат Китаю доступ к важнейшим технологиям, это будет сигнализировать о значительном шаге в сторону традиционной войны со стрельбой. С другой стороны, если события продолжат развиваться так же, как и сейчас, Китай сможет стать более независимым и занимать через 5–10 лет гораздо более сильную позицию в области технологий, чем США. Думаю, совсем скоро мы увидим, как технологии двух стран будут всё менее связаны друг с другом. Картина меняется каждый день, и за ней надо внимательно следить.

Геополитическая война

Можно считать, что вопросы суверенитета, особенно связанные с отношениями между континентальным Китаем, Тайванем, Гонконгом и происходящим в Восточно- и Южно-Китайском морях, — главная проблема Китая. Помимо них есть несколько других областей стратегической экономической важности, например стран, участвующих в китайской инициативе «Один пояс и один путь».


Как вы можете себе представить, «век унижения» в XIX в. и многократные вторжения иностранных «варваров» предоставили Мао и нынешним китайским лидерам убедительную мотивацию, чтобы иметь полный суверенитет в рамках своих границ, вернуть части Китая, которые были у него отобраны (например, Тайвань и Гонконг), и никогда больше не быть слабым и подконтрольным иностранным державам. Именно желание Китая добиться суверенитета и поддержки своих методов работы (культуры) объясняет, почему китайцы отвергают требования США об изменении внутренней политики (например, требования быть более демократичным, иначе относиться к тибетцам и уйгурам, изменить подход в отношении Гонконга и Тайваня и т. д.). В частных разговорах некоторые китайцы отмечают, что они не диктуют, как должны относиться США к людям на своей территории. Они также считают, что США и европейские страны культурно склонны к прозелитизму — попыткам навязывать другим свои ценности, иудеохристианские убеждения, мораль и методы работы, — и что такое отношение развивалось в течение тысячелетия, еще со времен крестовых походов.

Для китайцев риск для суверенитета и прозелитизм составляют опасную комбинацию, угрожающую способности страны быть такой, какой она хочет, и использовать подходы, которые она считает лучшими. Китайцы верят, что их суверенитет и способность использовать методы, которые они считают лучшими и которые определяются их структурой иерархического управления, — неприкосновенные вещи. В вопросе суверенитета, по мнению китайцев, у них есть причины верить, что если бы у США была такая возможность, они бы свергли власть правительства и Коммунистической партии Китая. Разумеется, это тоже считается недопустимым. Это крупнейшие экзистенциальные угрозы, из-за которых, думаю, китайцы готовы сражаться насмерть и из-за которых США стоит вести себя осторожно в отношениях с Китаем, если они хотят избежать «горячей» войны. Что касается вопросов, не связанных с суверенитетом, я полагаю, что китайцы готовы решать их ненасильственным путем и хотят избежать «горячей» войны.

Что касается влияния в мире, и для США, и для Китая существуют регионы, важность которых определяется в первую очередь принципом близости (они больше всего беспокоятся из-за стран и регионов, расположенных ближе к ним) и/или получения необходимых ресурсов (чтобы не оказаться отрезанными от важнейших полезных ископаемых и технологий). Меньше их беспокоят экспортные рынки. Для Китая важнее всего области, которые он считает своей частью, далее следуют области на их границах (в Китайских морях), а также места, где проходят ключевые пути для снабжения страны (в основном это страны, участвующие в инициативе «Один пояс и один путь»). Кроме того, к этой группе принадлежат поставщики ключевых импортных товаров и другие страны, партнерства с которыми важны из экономических или стратегических соображений.

В последние несколько лет Китай значительно расширил свою деятельность в этих стратегически важных странах, особенно странах «Одного пояса и одного пути», богатых ресурсами развивающихся странах и нескольких развитых. Это серьезно влияет на геополитические отношения. Взаимоотношения Китая с этими странами в основном экономические и происходят через рост инвестиций в них (займы, покупку активов, выстраивание инфраструктуры, например дорог и стадионов, оказание военной и другой поддержки лидерам), особенно когда США отказываются помогать им. Такая экономическая глобализация оказалась настолько экстенсивной, что руководители ряда стран даже задумались об ограничениях на покупку активов на их территории для китайцев.

В целом китайцы, судя по всему, желают выстроить отношения подчинения с большинством стран, которые они не считают конкурентами. Но чем ближе страна к Китаю, тем больше влияния он хочет иметь. И большинство стран так или иначе задаются вопросом, с какой мировой державой им лучше. И ближайшим соседям Китая стоит подумать об этом максимально серьезно. В ходе бесед с лидерами из разных частей мира я слышал два разных типа соображений — экономические и военные. Почти все говорят, что, если бы нужно было руководствоваться только экономикой, они бы предпочли Китай, поскольку он важнее с точки зрения торговли и потоков капитала. А вот если бы пришлось выбирать по критерию военной поддержки, у США есть перевес. Но остается большим вопросом, захотят ли США оказать им военную помощь, если она потребуется. Большинство сомневается, что США будут сражаться за них, а кое-кто в Азиатско-Тихоокеанском регионе не уверен, есть ли у США достаточно сил для победы.

Экономические преимущества, которые Китай предлагает этим странам, значительны и работают примерно так же, как когда США помогали другим странам после Второй мировой войны, чтобы сохранить желательные отношения. Совсем недавно у США не было значимых конкурентов, достаточно было заявлять о своих желаниях и смотреть, как им подчиняются другие; единственными конкурентами были СССР (в итоге распавшийся) и его союзники, а также несколько развивающихся стран, неспособных стать экономически важными конкурентами. В последние несколько лет китайское влияние на другие страны расширялось, а влияние США уменьшалось. Это проявлялось и в работе многосторонних организаций — например, ООН, МВФ, Всемирного банка, ВТО, ВОЗ и Международного суда, — большинство из которых были созданы США в самом начале американского мирового порядка. По мере того как США начинают отходить от дел в них, эти организации ослабевают, а Китай играет в них все более важную роль.

В следующие 5–10 лет, кроме расстыковки в других областях, мы увидим, какие страны ассоциируют себя с каждой из лидирующих сил. На развитие этих альянсов будут влиять не только деньги и военная мощь, но и то, как Китай и США взаимодействуют с другими странами (как используют свою мягкую силу). Большое значение будут иметь стиль и ценности. Например, в годы правления Трампа я слышал, как лидеры стран всего мира описывали обоих лидеров великих держав как «брутальных». Пока мы не слышим подобных эпитетов в адрес президента Байдена, но другие страны боятся, что их накажут, если они не будут делать ровно то, чего хочет один из этих лидеров. И это может не понравиться третьим странам настолько, что они с радостью пойдут под крыло к другому. За этими альянсами очень важно наблюдать, поскольку, как показывает история, самая мощная держава обычно терпит поражение от сильных союзов, каждый из участников которых сам по себе менее силен.

Возможно, самое интересное, за чем стоит наблюдать, — развитие отношений между Китаем и Россией. С начала нового мирового порядка в 1945 г. отношения Китая, СССР (а позже РФ) и США складывались так, что любые две страны становились союзниками, чтобы нейтрализовать или пересилить третью. У России и Китая есть многое из того, что нужно другой стране (природные ресурсы и оружие для Китая у России и финансирование для России у Китая). Также благодаря серьезной военной мощи Россия может стать хорошим военным союзником. Зарождение такого союза заметно, если понаблюдать за тем, какую позицию занимают страны по тому или иному вопросу.

Война капиталов

Цель войны капиталов состоит в отсечении врага от капитала, поскольку отсутствие денег равно отсутствию власти. Уровень развития этих параметров соответствует остроте конфликта. Так называемые санкции применяются во множестве областей: финансовых, экономических, дипломатических и военных. Внутри каждой есть много нюансов и разновидностей. Я не планирую погружаться в этот вопрос детально, поскольку считаю это серьезным отступлением от основной темы.


А вот главное, что стоит знать. Основная сила США связана со статусом доллара как лидирующей мировой резервной валюты, что обеспечивает огромную покупательную способность, поскольку страна может 1) печатать мировые деньги, которые легко принимаются в других странах, и 2) контролировать, кто их получает (по состоянию на 2019 г. санкции США были наложены примерно на 8000 физических лиц, компаний и правительств. Эти санкции не идеальны и не всеобъемлющи, но в целом эффективны).

Страны, испытывающие последствия американских санкций, ищут пути их обхода или подрыва способности США налагать их. Например, Россия и Китай, которые уже сейчас находятся под санкциями и рискуют получить еще больше в будущем, активно сотрудничают над созданием альтернативной платежной системы. Центральный банк Китая создал цифровую валюту, что позволит стране меньше страдать от санкций со стороны США. В то же время в мире пока нет других привлекательных резервных валют, способных конкурировать с долларом (51% в резервах центральных банков).

Евро (20%) — слабо структурированная фиатная валюта, созданная более мелкими и не координирующими свою деятельность странами со слабыми финансовыми системами, которые мало связаны вместе в рамках сильно фрагментированного валютного союза. Поскольку Европейский Союз с финансовой, экономической и военной точек зрения может считаться в лучшем случае второстепенной силой, покупка его валюты и выраженных в ней долговых обязательств (притом что Европейский центральный банк может печатать валюту без ограничений) кажется не очень заманчивой идеей.

Золото (12%) — твердая валюта. Страны хранят в нем часть своих резервов, поскольку это хорошо работало много лет и золото позволяет диверсифицировать портфель из других активов, особенно фиатных валют. До 1971 г. оно было основой мировой валютной системы, но в наши дни считается сравнительно «мертвым» активом, поскольку не используется для балансировки счетов внешней торговли, в нем не проводятся важные коммерческие расчеты и оно не используется для операций с капиталом. Вдобавок рынок золота маловат для того, чтобы хранить в нем большое богатство с учетом нынешних цен. Переход к золоту от активов, выраженных в фиатных валютах (кредитных), может произойти только при отказе от нынешней системы. Как показывает история, нечто подобное вполне возможно, и тогда не исключен взрывообразный рост его цены.

Иена (6%) — японская фиатная валюта, которая почти не используется для расчетов людьми и компаниями из других стран. Она во многом страдает от той же проблемы, что и доллар: выраженные в ней долги быстро растут и монетизируются, процентные ставки от владения ею вряд ли привлекательны. Сама Япония — умеренная страна с точки зрения глобальной экономической силы и слабая с точки зрения военной мощи.

Фунт стерлингов (5%) — хранимая по привычке британская фиатная валюта, имеющая сравнительно слабые фундаментальные характеристики. Да и Великобритания выглядит сравнительно слабой почти по всем показателям экономической/геополитической силы страны.

Юань (2%) — единственная фиатная валюта, которая может быть выбрана в качестве резервной благодаря своим фундаментальным характеристикам. Китай обладает потенциалом, сравнимым с американским. Его доли в мировой торговле, мировых потоках капитала и мировом ВВП примерно равны показателям США. Китаю удалось сохранить сравнительную стабильность своей валюты относительно других, а также в сравнении с ценами на продукты. Китай обладает крупными валютными резервами, не имеет нулевой процентной ставки и отрицательной реальной процентной ставки. Также он не печатает деньги в избыточных количествах и не монетизирует значительные суммы долга. Рост инвестиций в Китае укрепляет его валюту, поскольку все закупки осуществляются в ней. Это можно отнести к положительным сторонам. Отрицательные состоят в том, что Китай имеет сравнительно большую сумму внутреннего долга, который требует реструктуризации; юань как валюта редко используется в глобальной торговле и финансовых сделках; клиринговая система Китая слабо развита, а валюта не может свободно покидать страну и возвращаться в нее.

При этом США рискуют утратить свои доминирующие позиции резервной валюты. В зависимости от того, как сильно США и Китай погрязнут в войне капиталов, развитие китайских рынков валюты и капитала будет разрушительным для США и выгодным для Китая. Если США не начнут атаковать китайские рынки валюты и товаров в попытке их ослабить и/или если китайцы сами не нанесут вреда им (например, сделав политические шаги, в результате которых рынки станут менее привлекательными), эти рынки смогут быстро развиться и конкурировать с рынками США. Американские руководители должны принять решение, стоит ли им пытаться нарушить ход эволюции с помощью агрессивных действий или согласиться с ним. Во втором случае Китай имеет шансы стать более сильным, самодостаточным и менее уязвимым к действиям США. При этом у китайцев сейчас гораздо меньше сил, чтобы навредить доллару США и американским рынкам капитала. Лучшим шагом для них могло бы стать укрепление собственной валюты, а после этого, возможно, Китай получит возможность нанести вред доллару.

Традиционная война

Я не эксперт в военной области, но часто общаюсь со специалистами и занимаюсь своими исследованиями, так что расскажу вам то, чем со мной поделились другие. Вам решать, верить моим словам или нет.

Невозможно представить себе, как может выглядеть следующая большая традиционная война, но можно ожидать, что она будет хуже самых страшных кошмаров большинства людей. Это вызвано тем, что многие виды вооружений разрабатывались втайне. Кроме того, человеческая изобретательность и возможности причинения боли и страданий выросли во всех формах ведения войны со времен, когда самое мощное оружие последний раз использовалось на практике. Сейчас типов оружия уже больше, чем мы можем себе представить (точное число их разновидностей вряд ли кто-то знает наверняка). Всех нас пугает перспектива ядерного конфликта, но мне доводилось слышать о не менее пугающих перспективах биологической или химической войны, войны в киберпространстве и космосе или другого типа войны. Многие виды вооружений еще не тестировались на практике, поэтому существует много неопределенности относительно того, к чему может привести их применение.

На основе имеющихся у нас знаний можно сказать, что сейчас геополитическое противостояние США и Китая в Восточно- и Южно-Китайском морях всё сильнее использует военный компонент и обе стороны испытывают силы друг друга. Китай сейчас гораздо сильнее США в военном отношении в Восточно- и Южно-Китайском морях, так что США могут теоретически проиграть войну в этом регионе. При этом США сильнее по миру в целом и имеют больше шансов «выиграть» более масштабную войну. Однако представить себе результаты таковой очень сложно из-за большого количества неизвестных факторов (в том числе того, как поведут себя другие страны и какие секретные технологии у них есть). Единственное, в чем согласны все знающие специалисты, — так это в том, что такая война будет неописуемо ужасной.

Также примечательно, что темпы улучшения военной мощи Китая (как и в других областях) были крайне быстрыми, особенно в последние 10 лет. Эта тенденция обещает сохраниться, особенно если экономические и технологические улучшения в стране будут и дальше происходить быстрее, чем в США. Некоторые полагают, что Китай сможет добиться значительного военного превосходства уже через 5–10 лет. Не знаю, насколько это можно считать правдой.

Что касается возможных мест военного конфликта, самыми вероятными на момент написания этой книги считались Тайвань, Восточно- и Южно-Китайское моря, а также Северная Корея, далее Индия и Вьетнам (по причинам, в которые я не хочу углубляться).

Большая «горячая» война между США и Китаем может включать все упомянутые выше типы войн и не только, поскольку в борьбе за выживание каждая сторона будет использовать максимум того, что у нее есть (как не раз бывало в истории). Третья мировая война может стать гораздо более смертоносной, чем Вторая, которая, в свою очередь, была более смертоносной, чем Первая, — всё благодаря технологическим достижениям в способах причинения вреда.

Свою роль в этом процессе могут сыграть и прокси-войны. За их развитием стоит пристально наблюдать, поскольку им удается эффективно лишать мировые державы силы и глобального влияния.

Размышляя о вероятном времени начала войны, я помню важный принцип: когда в стране возникает высокая степень внутреннего беспорядка, оппоненты могут успешно воспользоваться ее уязвимостью. Например, японцы вторглись в Китай в 1930-е, когда он был разделен и истощен непрекращающейся гражданской войной.

История учит нас, что при смене лидеров и/или слабости имеющегося лидера и одновременном наличии серьезного внутреннего конфликта значительно растет риск того, что враг перейдет в наступление. Поскольку время на стороне Китая, в интересах китайцев вступить в войну как можно позже (например, через 5–10 лет, когда страна, вероятно, станет более сильной и самодостаточной), а в интересах США — вступить в нее раньше.

Хотя я и исследую возможность войны между США и Китаем и выше рассказал то немногое, что знаю (из того, что следовало бы знать), хочу напомнить, что такие столкновения — более сложные системы, чем противостояние двух сторон. Они напоминают многомерные шахматы, поскольку в эту игру вовлечено множество стран по целому ряду измерений. Когда я думаю об отношениях между США и Китаем, я должен учесть и многое другое — например, их отношения со всеми заметными азиатскими, европейскими и ближневосточными странами и их бизнесом, отношения этих третьих стран с остальными и т. д. Иными словами, чтобы рассуждать об отношениях между США и Китаем, я должен также думать об отношениях между Саудовской Аравией и США или Китаем — а значит, и об отношениях между Саудовской Аравией и Ираном, Саудовской Аравией и Израилем, Саудовской Аравией и Египтом и многих других важных вещах. Без помощи хорошего компьютера и большого объема данных невозможно даже отслеживать происходящее, не говоря о том, чтобы понимать его. Многое из этого выше моих сил, и могу откровенно сказать, что порой в разговорах с мировыми лидерами меня шокирует, как мало они на самом деле понимают, что думают другие участники этой игры в многомерные шахматы.